Несколько дней я не знал, на что решиться. Десять дней прошло, анкета лежит, а я к ней не притрагиваюсь. В конце концов я ему позвонил и сказал:
— Говорит Лайонел Ричардс.
Он отвечает:
— Ах да! Вы же еще не прислали анкету.
— Не прислал, — говорю. — Меня немножко смущает один пункт. Мне не совсем понятен вопрос.
— Неужели? — говорит. — Какой же?
— Одиннадцатый, — говорю. — "Религия".
— А! — говорит он. — Так мы же его просто вставили, чтобы не допускать евреев.
И снова меня как будто ниже пояса ударили.
— Ну, — говорю, — мне очень жаль, но я еврей.
А он вдруг затараторил:
— Это не мое правило. Я его не вводил. Так решило правление.
— Так-так, — говорю. — Ну, большое вам спасибо.
И тут я чуть было не махнул рукой. Жена меня просто умоляла. Она говорила:
— Ты, того гляди, заболеешь. Ну зачем тебе это нужно?
А мой компаньон сказал:
— Если ты хочешь играть в гольф, так вступи в "Милл-Лодж".
— Не хочу я вступать в "Милл-Лодж", — говорю. — Почему я обязан вступать в "Милл-Лодж"?
Он говорит:
— А чем тебя "Милл-Лодж" не устраивает? Ну, не спорю, взносы там высоковаты.
— Да при чем здесь это? — говорю. — Я не хочу, чтобы меня вынудили туда вступить. Если я вступлю в "Милл-Лодж", так только если сам захочу.
Через месяц он говорит:
— Послушай, я из-за тебя скоро свихнусь. Вступай в "Милл-Лодж"! Я тебя рекомендую. Заплачу за тебя вступительный взнос, черт бы его побрал!
— Нет, — говорю. Потому что я уже твердо решил. — Я тогда себя буду презирать.
Кто-то посоветовал попробовать "Масуэлл-Парк".
Я поехал туда, посмотрел на секретаря, и сразу все ясно стало. Это был какой-то полковник. Таких среди них не меньше половины: глядят на тебя, словно ты стоишь перед военно-полевым судом. Он достает анкету и говорит:
— Религия?
Я ответил, и на этом все кончилось. "Мы вам позвоним". Разумеется, никто мне не позвонил.
Я в Северном Лондоне все перепробовал — кроме муниципальных полей. В одном клубе мне дали двухмесячный испытательный срок. Через три недели секретарь попросил меня зайти к нему. Вид у него был смущенный, надо отдать ему должное. Он сказал:
— Надеюсь, вы поймете меня правильно, мистер Ричардс, но мне было высказано предположение, что вы, возможно, еврей.
— Высказано? — говорю. — Кем же?
— Ну, — говорит он, — одним из наших членов.
— Что же, — говорю, — он не ошибся. А теперь вы, вероятно, объясните мне, что у вас квота. Не трудитесь, я и так уйду. Я сейчас же уйду.
Он говорит:
— Пожалуйста, не считайте это чем-то личным.
