Я знал, что играл плохо, но они не отвязывались от меня даже после конца: вопили все время, пока я бежал к проходу, а в довершение всего Алф Харкер тоже был там — сидел на тренерской скамье, — и они кричали: "Ну, так до следующей недели, Алфи!", а он встал и ухмылялся до ушей.
Во вторник, когда я пришел на тренировку, шеф вызвал меня к себе, и я по дороге в кабинет все ломал голову, в чем дело — хочет сделать мне выволочку за субботу или еще что-нибудь? Но он, наоборот, говорил очень для себя мягко, прямо по-человечески. Он сказал:
— Я знаю, они тебя доводили, я знаю, что они против тебя, но, кому играть в команде, решаю я, а не они, так пусть привыкают. В субботу ты опять играешь.
Ну, когда я это услышал, то чуть не запрыгал от радости, тем более что игра предстояла в Хаддерсфилде и беспокоиться мне было не о чем. Он попросил меня ничего Алфу не говорить, не то бы я сразу его огорошил, сказал бы ему пару теплых слов, чтобы он перестал ухмыляться. Но когда он был поблизости, я хохотал, трепался с ребятами и видел, что его пробрало: он не мог понять, в чем дело.
В Хаддерсфилде мы проиграли, но я забил еще один гол, и на этот раз шеф сказал мне прямо в раздевалке сразу после конца матча:
— Будешь и дальше играть.
Сначала я прямо ликовал, но потом, когда поостыл и мы вернулись в Лондон, мне стало не по себе — играть в эту субботу мы должны были на своем поле. Лежу в постели, не сплю и слышу, как они вопят, обзывают меня последними словами и выкрикивают: "Да Харкер десяти таких стоит… Даже ударить по мячу не умеет!" и "Убирайся в свой "Челмсфорд", парень!"
Перед началом, когда я переодевался, шеф подошел ко мне и сказал:
— Вот что, Рей. Про зрителей ты забудь.
— Забудешь про них! — говорю. — Так они мне и позволят.
— Послушай, — говорит он. — Знаешь, как заткнуть им рты? Чтобы они язык прикусили? Играй хорошо. Забивай голы.
— Они мне не дадут играть хорошо, — говорю.
— Не дадут? — говорит он. — А они где — перед воротами или за воротами? На поле или на трибунах?
— Ну и что? — говорю я. — Их и на поле слышно.
Они меня ни на секунду в покое не оставляли — даже когда меня ударили по колену и Джекки Моррис, наш тренер, выбежал на поле, даже тогда я слышал, как они орут: "Вставай, Прентис, нечего симулировать!" И я почувствовал, что у меня нет сил встать. Грудь так сдавило, что я чуть не заплакал. Я сказал Джекки Моррису:
— Ты только послушай их, Джек!
— А зачем их слушать, дураков этих? — говорит он. — Не обращай внимания.
