На пятый вечер после приезда Майкла — они только что отобедали, и Тим скрепя сердце наливал брату еще одну рюмку бренди — в гостиную скользнула Имаи-сан и объявила:
— У дверей дама.
Теперь, когда не было Лоры, явиться без доклада в такой час могла только одна дама.
Перед обедом у братьев произошла легкая стычка, какие теперь предшествовали каждой их совместной трапезе.
— Ну, пойдем к столу, — сказал Тим, выпив второй мартини.
— Уже? — отозвался Майкл. — Нет, давай пропустим еще по одному. Куда торопиться?
Тим объяснил, что Имаи-сан будет спешить домой, нехорошо так долго ее задерживать, она опоздает на последний автобус, и он вынужден будет предложить ей отвезти ее на машине.
— Ума не приложу, отчего ты не заведешь живущую прислугу, — возразил Майкл. — Добро бы эта была бог весть какое сокровище, так ведь нет?
Тим встал, аккуратно поставил пустой стакан на поднос и устало, но терпеливо ответил:
— Вообще-то, по японским меркам, она как раз сокровище. К тому же найти прислугу здесь становится почти так же трудно, а держать — почти так же дорого, как у нас.
За обедом рука Майкла вновь и вновь тянулась к бутылке вина. Тим, который в одиночестве обычно не пил больше одного стакана и злился, что теперь, садясь за стол, они вдвоем каждый раз приканчивают бутылку, решил, что завтра предложит брату на выбор сакэ или пиво.
Майкл усердно пережевывал кусок мяса:
— Пережарила она бифштекс. Я смотрю, у нее вообще склонность все пережаривать.
Тим подавил желание отрезать в, ответ: "Если тебя не устраивает такая еда, отчего бы тебе не сводить меня как-нибудь вечером в ресторан?"
При видимой покорности и застенчивости Мичико умела проявлять безудержный эгоизм в достижении какой-либо важной для нее цели. Пока речь шла о незначительном — заботе о жильцах или о том, чтоб угождать Тиму, — она готова была жертвовать собой безропотно и безоглядно, но, когда речь заходила о существенном, приносить себя в жертву должны были другие. Сия неведомая дотоле истина открылась Тиму и Лоре сразу, как только японка решила обратить своего английского хозяина в советчика.
Сейчас, когда, потупясь, полуотвернув лицо, она неслышно просеменила в гостиную, она казалась истинным воплощением скромности и смирения, но Тим прекрасно знал, что присутствие чужого человека никоим образом не собьет ее с пути.
— A-а, это вы, Мичико! — воскликнул он голосом, в котором не слышалось ни малейшего удовольствия. Таким голосом он мог сказать: "A-а, это опять письма!" — когда она второй раз приходила к нему в кабинет с почтой. — Вы, кажется, незнакомы. Майкл, мой брат.
