– Интересно, а если будет голова мужика, а бюст женщины? Что окажется первичным?
– Ты – мачо, сексист и просто дремучий тип, – зазвучал немножко смешной, как будто даже из мультика, голос Энгельманна. – Если не считать гениталии, то количество отличий между средним мужским и средним женским телами куда меньше, чем количество отличий между однополыми индивидами.
– А если посчитать гениталии, то я бабе могу вставить, а она мне нет, господин Энгельманн. И это существенно, – пытался оспорить Тугаев.
– Хорошо, давай учтем гениталии. Я тебе перешиваю пенис на вагину, а ей делаю наоборот. Плюс колю гормоны, прогестерон и все такое, что заставляет расти твои молочные железы – у тебя они тоже есть, – ты покрываешься жирком и теряешь волосы на лице. Курс лечения двадцать дней, и ты – просто большая неуклюжая баба, как ты выражаешься.
– Тьфу. Чур меня, чур, верю, верю, двадцать дней не надо тратить, – забормотал Руслан под игривый, почти девичий смех Энгельманна.
– Он действительно может, – вновь обратился Руслан к Сереже. – Он же не только богатый, но, блин, и умный, а не просто хитрожопый, как наши. А еще ему достаточно подмигнуть, и нас с тобой тираннозавр бешеный поимеет. Не в Люксембурге, конечно, здесь он максимум может полицию позвать, а где-нибудь подальше Одера… Господин Энгельманн, а чего ж эта голова сегодня не говорит?
– Сегодня она не в духе. Мы там немного напутали с водно-солевым балансом, и сейчас она себя чувствует, ну, скажем, как человек, погулявший по пустыне дня три.
– А я все равно попробую. Привет, голова! Точнее, привет, Колян. У тебя ведь тоже имечко есть.
Голова разлепила синие губы и испустила стон. Боль и мука словно вылились из прорези рта тяжелой густой жидкостью.
– И в самом деле, не в духе голова, не хочет даже вещать истину и предрекать судьбу. Ладно, Шрагин, не расстраивайся, у нас еще в запасе настоящий гвоздь программы…
Странное существо старательно выдувало стеклянные сосуды по старинной технологии в закутке, который для стеба был обставлен по последнему слову средневековой техники. Существо выхватывало щипцами губчатую массу из горна, нанизывало на трубку, обмазывало присадками и начинало дуть. Затем подравнивало выдутый сосуд кусачками.
Стеклодув трудился как черт. Может, он и был чертом. Или нет, таких, кажется, называют химерами. Мускулистый волосатый торс и руки дикаря, ноги животного, даже хвост имелся, а голова искусного мастера…
– Вот он – рабочий класс будущего, – сказал Энгельманн. – Как жалко, что старик Маркс не может увидеть. Пока что.
