«Я не должна допустить ошибки», — повторила Хилари про себя.
Как странно было сидеть здесь одной. Ей казалось, что она очутилась в таинственной, заколдованной стране. Эта тусклая лампа за спиной! Интересно, если сжать в ладонях и потереть медную резную лампу, появится ли из нее джинн? И стоило подобной мысли прийти в голову, как Хилари вздрогнула. Словно материализовавшись из лампы, перед ней вырисовалось сморщенное лицо и острая бородка мистера Аристидеса. Перед тем как сесть рядом с ней, он поклонился и произнес:
— Вы позволите, мадам?
Хилари вежливо согласилась.
Достав портсигар, он предложил ей сигарету. Она взяла одну, он дал ей прикурить и закурил сам.
— Вам нравится эта страна, мадам? — спросил он через минуту-другую.
— Я пробыла здесь недолго, — ответила Хилари. — Но пока просто в восторге!
— Вы уже успели посетить старый город? Вам там понравилось?
— Он просто восхитительный!
— Да, восхитительный. Это прошлое — прошлое торговли, интриг, шепчущих голосов, скрытой от посторонних глаз деятельности! Все тайны и страсти этого города хранятся на его узких улочках, за его стенами. Вы знаете, о чем я думаю, мадам, гуляя по улицам Феса?
— Да?
— Думаю о вашей Большой западной дороге в Лондоне. Думаю об огромных зданиях фабрик, стоящих по обеим сторонам ее, насквозь пронизанных неоновым светом, и о людях внутри, которых так ясно видно с дороги из проезжающих автомобилей. Там ничего не прячут, там нет ничего таинственного. Там даже нет занавесок на окнах! Нет, они делают там свою работу, и весь мир, если захочет, может наблюдать за ними. Как будто срезали верхушку муравейника.
— Вы хотите сказать, — спросила Хилари, заинтересовавшись, — что вас привлекает контраст?
Мистер Аристидес кивнул своей древней черепашьей головой.
— Так и есть, — ответил он. — Там все на виду, хотя на старых улицах Феса нет ничего ajouré[24]. Все спрятано, таинственно… Но! — он наклонился вперед и постучал пальцем по медной крышке кофейного столика. — Но везде происходит одно и то же. Та же жестокость, то же притеснение, та же жажда власти, те же сделки, приносящие выгоду.
— Считаете, что по природе своей человек везде одинаков?
— В любой стране! И в прошлом, и в настоящем только две вещи правят миром. Жестокость и доброта! Одно или другое. Иногда — вместе. — Он продолжил, почти не изменив тона: — Мне сказали, мадам, что вы пережили ужасную авиакатастрофу в Касабланке?
— Это так.
— Завидую вам, — неожиданно заявил мистер Аристидес.
