Хилари откинулась на спинку стула и прищурилась. Она слегка сжала кулаки и выдавила, из себя улыбку.
— Какой вы смешной, — сказала она. — Вы что, решили, что я собираюсь покончить жизнь самоубийством? Или что-нибудь в таком роде?
— У меня не просто предположение, уверенность, — возразил Джессоп. — Я был в той аптеке, помните, когда вы вышли. Покупал зубную пасту, между прочим. Ну а там не было моего любимого сорта, поэтому я направился в другую. И там снова встретил вас, и вы опять покупали снотворное. Мне это показалось немного странным, и я пошел за вами. И в разных аптеках вы продолжали покупать снотворное. Все свидетельствовало только об одном.
Его тон был дружеским, бесцеремонным, но совершенно уверенным. Посмотрев на него, Хилари Крейвен перестала притворяться.
— Не находите, что с вашей стороны непозволительная дерзость пытаться остановить меня?
Минуту-другую он размышлял, потом покачал головой:
— Нет. Вы намерены сделать одну из тех вещей, которые не следует делать.
Хилари страстно заговорила:
— Вы можете остановить меня сейчас, забрать у меня таблетки, выбросить их в окно или куда-нибудь еще, но вы не сможете помешать мне снова купить их завтра, не сможете помешать мне выброситься из окна последнего этажа этого здания или броситься под поезд!
Джессоп подумал над ее словами.
— Да, — согласился он. — Я действительно не смогу помешать вам сделать что-нибудь этакое. Вопрос лишь в том, захотите ли вы это сделать. Я имею в виду, завтра.
— Полагаете, что завтра я буду чувствовать себя по-другому? — спросила Хилари со слабой горечью в голосе.
— Всякое бывает, — ответил Джессоп извиняющимся тоном.
— Возможно. — Она задумалась. — Но если решаешься с холодным расчетом, в состоянии отчаяния, тогда совсем другое дело. Видите ли, мне не для чего жить.
Джессоп наклонил свою совиную голову набок и моргнул.
— Интересно, — заметил он.
— Не очень. Совсем не интересно. Я не очень интересная женщина. Мой муж, которого я любила, бросил меня, мой единственный ребенок умер в муках от менингита. У меня нет ни родных, ни близких. У меня нет никакого призвания. У меня нет тяги ни к искусству, ни к ремеслу, нет никакого занятия, которое я бы любила.
— Сурово! — оценивающе выдавил Джессоп. Потом добавил, довольно нерешительно: — Вы не находите это э… ненормальным?
Хилари возбужденно возразила:
— Почему это должно быть ненормальным? Речь о моей жизни, которой я имею право распоряжаться по своему усмотрению.
