Удивительные кражи служебных рукописей, почему-то тесно связанных между собой, были темой дня. Никто не разумел причин, и потому в конце концов сделали вывод насчет Леся как бесспорного кандидата в сумасшедший дом.
— Я еще понимаю, когда он книгу опозданий крадет, — задумчиво изрек инженер заву. — А вот на кой черт ему книга с документами?
— С толку сбить хочет? — предположил зав.
— Этакий камуфляж? Возможно. Тогда зачем подбрасывает обратно?
— Понятия не имею. И вообще, знаете, что-то тут не так. И где он их прячет? Не в окно же выбрасывает.
— В окно? С четвертого этажа?.. Все бы уже было растрепано и перепачкано. И со времени этих краж он на удивление продуктивно работает. Знаете, меня в тупик поставил. Такой способный тип, у него великолепные идеи! Если бы так работал, я бы уж простил ему эти постоянные опоздания…
Мнение о Лесе уже совершенно изменилось, когда тайну наконец раскрыли. Сокрушенная пани Матильда просила зава принять ее и сообщила секрет — лицо ее по очереди смертельно бледнело и пламенно алело. Через полчаса вся мастерская обсуждала секрет.
Выяснилось, что книга опозданий и книга секретных документов — одна и та же книга. Опоздания вписывались с одной стороны, а документы фиксировались с другой, вверх ногами. В зависимости от того, какой стороной пани Матильда убирала книгу в шкаф, терялась или находилась соответствующая пропажа. Этот удивительный недосмотр вогнал кадровичку в полное отчаяние, а весь коллектив в радостное буйство.
— Все из-за жары, — оправдывалась страшно смущенная пани Матильда. — Клянусь, ни разу в жизни со мной ничего подобного не случалось! Пан Лесь, простите меня, я все время вас подозревала!..
Прощение у Леся удалось получить без малейшего труда, ибо в его экзистенции[7] наступил непонятный перелом. Лесев автограф снова начал систематически фигурировать в обретенном журнале, но атмосфера вокруг автографа решительно изменилась. Долго не мог он понять, в чем дело, наконец окружным путем ему сообщили: оба начальника рассудили смириться с постоянными опозданиями при условии, что и впредь он будет работать столь же впечатляюще, как над колористикой. А насчет специально запланированного снисходительного отношения к нему он так и не узнал — начальники старательно скрывали этот факт даже друг от друга, ибо каждый из них опасался задевать безумцев.
Мягкое отношение к Лесю возымело прекрасные результаты. От намерения убить кадровичку он отказался решительно и сам удивлялся, как такие глупости пришли ему в голову. Боязливая вера в скрытые на дне души таланты крепла с каждым днем. Заканчивая колористику, создавая подлинный шедевр, он всем своим существом жадно ловил слабые проблески признания в глазах обожаемой женщины. Проблески порождали новые надежды, оными надеждами питаемое чувство разгоралось ярче и ярче, и все шло к тому, что вымечтанное мгновение вот-вот наступит.
