|
| Michaelis talked frankly about himself, quite frankly, without affectation, simply revealing his bitter, indifferent, stray-dog's soul, then showing a gleam of revengeful pride in his success. | Микаэлис говорил совершенно откровенно, но не играл на чувствах собеседницы. Он просто открывал ей свою разочарованную и усталую, как у бездомного пса душу, иногда чуть обнажая уязвленную гордыню. |
| 'But why are you such a lonely bird?' Connie asked him; and again he looked at her, with his full, searching, hazel look. | - Вы - словно птица, отбившаяся от стаи. Почему так? - спросила Конни. И снова большие карие глаза пристально глядят на нее. |
| 'Some birds are that way,' he replied. Then, with a touch of familiar irony: 'but, look here, what about yourself? Aren't you by way of being a lonely bird yourself?' | - А не все птицы стаи держатся, - ответил он и прибавил с уже знакомой иронией: - Вот вы, например? Вы же тоже сами по себе. |
| Connie, a little startled, thought about it for a few moments, and then she said: 'Only in a way! Not altogether, like you!' | Слова эти смутили Конни, и она не сразу нашла, что ответить. - Далеко не во всем, не то что вы. |
| 'Am I altogether a lonely bird?' he asked, with his queer grin of a smile, as if he had toothache; it was so wry, and his eyes were so perfectly unchangingly melancholy, or stoical, or disillusioned or afraid. | - А я, выходит, безнадежный одиночка? - спросил он, снова осклабившись и сморщившись, как от боли. Лишь в глазах на исказившемся лице все та же грусть, или же смирение перед судьбой, или разочарование, или даже страх. |
| 'Why?' she said, a little breathless, as she looked at him. 'You are, aren't you?' | - Конечно! - У Конни даже захватило дух, когда она взглянула на него. - Конечно, одиночка. |
| She felt a terrible appeal coming to her from him, that made her almost lose her balance. | Сколь велик зов его плоти! Конни с трудом сохранила спокойствие. |
| 'Oh, you're quite right!' he said, turning his head away, and looking sideways, downwards, with that strange immobility of an old race that is hardly here in our present day. | - Вы совершенно правы! - ответил он, отвел взор, опустил глаза, лицо же оставалось неподвижным, как древняя маска древней расы, которой ныне уже нет. Микаэлис отстранился и замкнулся. |
