Подойдя поближе, мы смогли разглядеть, что почти все дома белого цвета, и насчитали их около тридцати. С краю прилепилась белая церквушка с фигурным крестом на куполе. Крест принадлежал кафолической конфессии, что не очень-то пришлось нам по нраву. Но выбора не было – накормят, и то ладно.
Каково же было наше удивление, когда оказалось, что деревня заброшена. Мы ткнулись в первую же дверь, она оказалась не заперта, но дом был абсолютно пуст. Внутри валялись перевернутые скамьи, какие-то тряпки, и пустой ларь скалился открытой крышкой.
Единственная улица тоже была пустынна, но мы все-таки решили пройти до церкви. Вдоль улицы тянулись дома из белого камня, все очень добротные, со множеством окон, прикрытых ставнями. Но некоторые двери были распахнуты. Иногда легкий ветерок доносил до нас отвратительный запах гнилого мяса, что заставляло тревожиться еще больше.
– Давай вернемся, – шепнул Дьюла, – что бы здесь ни произошло, это было плохим событием. Посмотри только на это.
Он указал пальцем на дохлую собаку, растянувшуюся посреди дороги. Однако мы продолжали идти: слишком уж хотелось переночевать под крышей, а не на холодной земле, продуваемой всеми ветрами. На всякий случай я вытащил из-за пояса свой верный нож и сжал его в руке, готовый к любым неожиданностям. Посмотрев на меня, Дьюла тоже ухватился за свою палицу.
Чем ближе мы подходили к церкви, тем невыносимее становился запах.
Двери церкви тоже были распахнуты настежь. Остановившись перед входом, мы переглянулись. Было понятно, что в деревне что-то нечисто, и разгадка тайны, по-видимому, кроется в церкви. Подняв палицу, Дьюла глубоко вздохнул и, словно входя в холодную воду, шагнул в дверной проем. Не успел я сделать шаг, чтобы последовать за ним, как Дьюла с криком, который еще долго гулял по пустой деревне, выскочил обратно, вспугнув стаю ворон и до смерти напугав меня самого. Я отшатнулся и, зацепившись сапогом за камень, едва не упал на землю.
– Бежим! – закричал он. – Это чума! В церкви полно трупов! Я увидел пятна… бежим же, бежим.
И он, обгоняя ветер, несущий сладковатый запах смерти и разложения, во всю прыть понесся в обратном направлении. Я еле поспевал за ним, хотя тоже мечтал поскорее унести отсюда ноги.
На обратном пути я сказал ему:
– Если спросят, говори, что деревня заброшена, но ни слова про чуму. Как бы они не бросили со страху нас с тобой здесь на пустой дороге.
Я знал, что говорил. Одно лишь упоминание о чуме делало жестокими даже самых совестливых людей. А мы могли подхватить заразу. Поэтому, добравшись до обоза, мы лишь сказали, что все люди покинули свои жилища по неизвестной причине. Возможно, что они перебрались в другое место, не желая жить рядом с непроходимыми лесами. Я даже предположил, что из леса могли повадиться медведи-людоеды.
