Иштван гладил его по голове.
– Все будет хорошо, – говорил он. – Конечно, можешь пока остаться.
Мальчик, в конце концов, уснул тревожным сном, опустив голову на шелковую подушку с вышитыми журавлями.
Иштван прикрыл его пледом и отправился звонить Анне.
– Мальчик до похорон побудет у меня, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Здесь ему будет лучше.
Анна не могла скрыть облегчения:
– Так он у вас, господин Беркеши? А я уж и не знала что думать. Ну, конечно, пусть остается. Что ему тут сейчас под ногами болтаться? У нас ведь госпожа Александра совсем плоха.
– Что с Алекс?
– Опять припадок. Но вы не думайте, я ее уложила. Она сейчас спит. Да как бы не пришлось везти завтра в больницу.
Беркеши положил трубку со странной улыбкой. Выражение тревоги и участия сползло как маска. Сейчас его лицо выражало лишь удовлетворение, которое испытывает художник, увидев результат своего многомесячного труда. «Вот и все, – пробормотал он, – почти все. Остались лишь незначительные штрихи».
Он потянулся так, что захрустели кости, и направился в библиотеку, желая немного поработать над рукописью.
Дважды он возвращался в гостиную посмотреть, все ли спокойно. Фил спал крепким сном наплакавшегося ребенка. И можно было надеяться, что до утра не проснется.
Похороны Ленни прошли тихо. Кроме Фила, на кладбище не было ни одного родственника. Алекс увезли накануне в больницу святого Игнация, в отделение для душевнобольных. А Магги оставили дома.
Анна пыталась связаться с родителями Ленни, но получила страшное известие. Неделю назад в их доме произошел пожар, и оба сгорели заживо. Странным казалось лишь то, что телеграмма, отправленная собственноручно настоятелем храма сердца Иисусова, прихожанами которого они были, так и не дошла до Барнеби. И оба были похоронены за счет прихода. Ходили слухи, что в дом попал метеорит. Соседи все как один утверждали, что слышали грохот и яркий свет, после чего дом загорелся. Если бы телеграмма пришла вовремя, то Ленни уехал бы в родной город, а значит, мог бы избежать аварии.
Снова приехал нотариус Эрнест Краузе. Все такой же и сухой и подчеркнуто вежливый. Все состояние по закону должно было перейти к Александре Карми, но она могла оказаться недееспособной. Пока ее состояние не стабилизировалось, и врачи не могли сказать, пройдет все это бесследно или она навсегда останется в полурастительном состоянии, что означало пожизненное заключение в специальном учреждении. Оба ребенка были еще несовершеннолетними, поэтому предполагалось создать опекунский совет, который следил бы за передвижением капиталов на счету и заботился о прямых наследниках – Филиппе и Магги.
