Ученики этой школы, одетые в синие форменные костюмы, сковывавшие движения, были вежливы до кончиков волос и чопорны до невозможности. Воспитанный человек одним взглядом может дать понять, что считает тебя ничтожеством. Эти результаты хорошего воспитания Фил в полной мере ощутил на своей шкуре в первый же день.
Вначале ему пришлось высидеть двухчасовую беседу с директором, который долго и нудно перечислял правила школы. Запомнить такое количество запретов было бы не под силу даже Эйнштейну. Поэтому примерно на третьей минуте Фил переключил свое внимание на осмотр просторного директорского кабинета, в то время, как голос директора, отскакивая от его ушей, как горох от стены, продолжал заунывно журчать где-то на периферии сознания. Он твердо знал, что какого бы пай-мальчика он из себя не состроил, ошибок было не избежать, и поэтому стоически принимал будущие возможные и невозможные наказания. Можно сказать, что двенадцатилетний мальчик Филипп был философом. Он имел некое врожденное качество – в любой ситуации находить все самое важное, а прочую ерунду отметать. Сейчас речь директора была ерундой, а главным было понимание того, что в новой школе придется несладко.
Он ощутил это сразу же, едва только его ввели в класс. Дружно спаянный коллектив скользнул по нему десятком равнодушных взглядов и вернулся к своим делам. Чужаков здесь не любили, как не любили и внезапно разбогатевших выскочек.
«Да и плевать», – решил про себя Фил. Рано или поздно к нему привыкнут, а там уж и друзья появятся. Тем более от безделья он не страдал – впереди была уйма дел. Но делать эти дела Фил предпочитал в одиночестве, без посторонних взглядов и комментариев. После того памятного вечера, когда Элен упала в обморок в столовой, он стал частым гостем Иштвана, в доме которого, казалось, были собраны редкости со всего мира. Привыкший с самого детства делить людей на «своих и чужих» Фил безоговорочно отнес Иштвана к «своим» и страшно гордился своим новым, таким интересным и взрослым другом. Впервые в жизни к нему относились как к равному. На любой вопрос у друга был готов пространный и понятный ответ. И Фил уже предвкушал долгие беседы о своих «археологических раскопках» дома. Хотя пока он держал это в тайне даже от Иштвана.
Прошли первые дожди, и в саду появился восхитительный запах сырости, столь любезный сердцу каждого мистика. Мрак, сырость, холод, низкие облака и таинственный сад заставляли сердце Фила биться в предвкушении небывалых открытий и мрачных тайн. Собственно, сад, раскинувшийся за домом, и не был садом. Несколько яблонь, почти задевающих ветвями окна, в счет не шли, а все остальное пространство занимали не плодовые деревья, а вязы, ясени, клены и дубы, окруженные кустами. Из-за долгого отсутствия садовника этот участок сада напоминал девственный лес, хотя, судя по всему, и здесь когда-то росли яблони и сливовые деревья, но впоследствии было почему-то решено от них избавиться. И теперь лишь редкие искривленные дички напоминали о некогда цветущем саде. Может быть, Елизавета Карми не любила фрукты? Или терпеть не могла фруктовые деревья? Пройти в этих зарослях можно было только по узеньким протоптанным тропинкам, которые давно уже не расчищали. Весной было решено найти садовника и привести все это безобразие в порядок, превратив эту часть сада в ухоженный парк.
