Хлопнула входная дверь, и послышались частые шаги. В кухню заглянула Анна.
– Уехали, – отдуваясь, произнесла она. – Ну и денек.
– Они вроде хорошие люди, – заметила Элен.
– Не избалованы роскошью, потому и хорошие. Посмотрим, какими станут. Многим деньги в голову ударяли – такими самодурами становились, что только держись. А бежать куда? Бежать-то и некуда. Хозяйка, пусть земля ей будет пухом, все сделала, чтобы привязать меня к дому. Оговорила, что и флигель продать не могу, только бросить и уйти. И денег на жизнь не отписала – работай, мол, Анна, если желаешь и домом владеть, и кушать как человек. Не было покоя при ее жизни, не будет и после смерти. Подневольные мы с тобой. Хотя ты-то можешь уйти, а мне никак. Хоть бы и черти стали владельцами этого дома, а я все при них буду.
Анна лукавила. После двадцати лет безупречной службы у нее были сбережения. К тому же сын звал ее жить к себе в новый, только что отстроенный дом. Но она имела тайну, которую никому не открыла бы даже в день Страшного суда. Поэтому и убеждала теперь всех и каждого, что идти ей некуда, и она вынуждена выполнять волю покойной хозяйки.
– Мне тоже некуда идти, – простодушно ответила Элен.
Домоправительница окинула ее подозрительным взглядом:
– Это еще почему?
– А зачем куда-то идти, когда мне и здесь нравится? – ответила Элен вопросом на вопрос. – Не гонят же. Так для чего же срываться с места и что-то искать? Я ведь работаю на дом, а не на хозяев. Хозяева пусть себе меняются, лишь бы не гнали и зарплату вовремя платили.
– И то верно, – настороженно согласилась Анна, не очень-то удовлетворенная таким ответом, и внимательно всмотрелась в лицо горничной – не хитрит ли? Но, не заметив и тени лжи, успокоилась.
– Пойду я, – сказала она, помолчав, – устала, сил нет никаких. Ты тут прибери в кухне и вымой посуду. Потом запри двери и ложись. Или лучше запри сразу, как уйду. Мало ли кто тут бродит по ночам. Спать здесь пока одна будешь, уж очень мне хочется переночевать в собственном доме.
Элен проводила ее до самой двери и дважды повернула ключ в замке. Затем подумала и задвинула засов. А после все то же самое проделала с дверью черного хода, проверила все окна и даже к старому кошачьему лазу придвинула тумбочку. Теперь ни человек, ни зверь не смогли бы попасть внутрь. Но все равно она чувствовала себя неспокойно, потому что впервые за все время службы она осталась одна на ночь в пустом доме. Да еще и в день похорон.
