— Спасибо, Макс, — ее глаза были сухими, но Кравцов знал, чего ей стоят эти слова. — Меня предали почти все… Ты — нет.
— Это не достоинство.
— Как знать, — чуть дернула губой женщина. — Времена нынче не те, волки в поле лютуют…
— Я не волк, и ты не волчица, — Макс пытался сейчас вспомнить ту, прежнюю, парижскую Марусю. И не мог. Образ ушел, вытесненный другим. Жизнь есть жизнь, и никуда от этого не уйдешь. — Скажешь, «нет», я не обижусь. Настаивать не стану. Уйду и никогда не вернусь.
— Я опасный спутник.
— Знаю.
— Куда зовешь?
— В Коммуну.
— Сладко поешь, Макс. Но это будет большевистская Коммуна, ведь так?
— А никакой другой в нынешней Росси быть не может. Да и раньше… Максимализм хорош, когда подкреплен реальной силой, а ее ни у вас, ни у нас никогда не было. До раскола, возможно… Но ты же понимаешь, где Керенский с Савинковым и где мы с Яшей Фишманом. Одно слово, что и те, и те — эсеры. Но ведь и у эсдеков то же самое. Плеханов, Валентинов, Мартов и… наши — Троцкий с Ульяновым. В одну телегу впрячь не можно…
— Опасные вещи говоришь, Кравцов! Жить надоело?
— С тобой можно.
— Со мной… Что тебе известно?
— Я полагаю, что идея исходила от Свердлова и Прошьяна. Ошибаюсь?
— Нет. — Покачала головой Никифорова. — Не совсем. Идею, насколько я знаю, подал Саша Гольдберг. Ге. Он был…
— Я помню Ге. Его убили в Пятигорске, кажется, — Кравцов не помнил лица этого анархиста-коммуниста. Помнил имя.
— Он обратился к Прошьяну, а тот привел его к Якову.
— Заговор гривенника с полтинником.
— Ну, не скажи! — возразила Мария. — Они друг друга давно знали, уважали, а момент был острый. Ты же помнишь, никто не мог поверить в такую удачу: победили, ну, надо же! А кольцо фронтов все туже.
— Ну, я где-то так и предполагал. А почему ты?
— Нестор настоял.
— У Махно, возможно, на то свои резоны были… И вот все главные персонажи перешли в мир иной… — Макс выбил трубку, постучав чашечкой о камень стены, и достал кисет. — Хочешь?
— Не надо. У меня свои есть. — Мария полезла куда-то за ворот кацавейки и достала пачку папирос. Папиросы были из новых, нэпманские.
— Богато живешь, — усмехнулся Кравцов и начал набивать трубку.
— Богато живут те товарищи, что паек от власти имеют.
— Так и ты будешь иметь…
— Маруся Никифорова? Бандитка и атаманша? Побойся бога, Кравцов!
— Нет, — покачал он головой в ответ. — Маруся повешена деникинской контрразведкой в Севастополе. И точка. Умерла, так умерла, ее возвращать — резона нет. У тебя другое имя имеется?
