| На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский -- Стива, как его звали в свете, -- в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване... |
| He turned over his stout, well-cared-for person on the springy sofa, as though he would sink into a long sleep again; he vigorously embraced the pillow on the other side and buried his face in it; but all at once he jumped up, sat up on the sofa, and opened his eyes. | Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза. |
| "Yes, yes, how was it now?" he thought, going over his dream. "Now, how was it? | "Да, да, как это было? -- думал он, вспоминая сон. -- Да, как это было? |
| To be sure! | Да! |
| Alabin was giving a dinner at Darmstadt; no, not Darmstadt, but something American. | Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. |
| Yes, but then, Darmstadt was in America. | Да, но там Дармштадт был в Америке. |
| Yes, Alabin was giving a dinner on glass tables, and the tables sang, Il mio tesoro_-- not Il mio tesoro though, but something better, and there were some sort of little decanters on the table, and they were women, too," he remembered. | Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, -- и столы пели: Il mio tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины", -- вспоминал он. |
| Stepan Arkadyevitch's eyes twinkled gaily, and he pondered with a smile. | Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. |
| "Yes, it was nice, very nice. | "Да, хорошо было, очень хорошо. |
| There was a great deal more that was delightful, only there's no putting it into words, or even expressing it in one's thoughts awake." | Много еще там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь". |
| And noticing a gleam of light peeping in beside one of the serge curtains, he cheerfully dropped his feet over the edge of the sofa, and felt about with them for his slippers, a present on his last birthday, worked for him by his wife on gold-colored morocco. And, as he had done every day for the last nine years, he stretched out his hand, without getting up, towards the place where his dressing-gown always hung in his bedroom. | И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. |
