— Они от солнца-то не растают?
Все жили в волнении, в начавшихся хлопотах все оказались при деле, а я, хотя Кира была необыкновенно ласкова со мною, как никогда, но я чувствовал себя все время на отлете. Брат говорил со священником нашей церкви, так как полковой батюшка находился в лагерях, и венчаться решили в нашей церкви. Помню, как они постились несколько дней, и, когда они у батюшки утром исповедовались и причащались, все мы были тогда в нашей старой с неровными побеленными стенами церкви, за века вросшей в землю. Нищенки, которых Кира оделяла, говорили:
— Дай Бог счастья, барышня, счастья.
Все в приходе и на улице знали, что в нашем доме невеста, и соседки приходили к Ирише, и я слышал, как по-мирски, по-простонародному они с нею у калитки все обсуждали.
— Что же, бабы говорят — как же это, невеста выйдет к венцу из дома жениха, из одного дома, как-то не так.
— Так пришлось — она, конечно, не у себя, кроме отца, близких у нее нет, бабушка ее совсем уж стара и слепа.
— Отец-то приедет?
— В служебной командировке отец, живет холостяком, все время занят, заведует рудниками. Написал: верю тебе, благословляю, но вырваться не смогу, твоему сердцу и выбору верю — она ему карточку жениха прислала. Вырвусь только через три недели и приеду к вам прямо в Москву. Вот письмо какое прислал.
Ириша сияла, и счастливое волнение в нашем доме уже не прекращалось.
— Ну, а теперь отправимся в город, — сказал брат, — и они взяли с собой меня и Зою.
В тот воскресный день мы были в Ботаническом саду. Брат показывал Кире кадетский корпус с двумя пирамидальными тополями и большой гимнастический плац, угощал нас мороженым, а потом ушел на гауптвахту, где была у него назначена встреча с офицером Красноярского полка, а мы, оставшись втроем, пошли на Соборную горку, где в этот день никого не было, кроме мальчишек, что бросали в реку камни. Зоя убежала к дочери священника, и я остался с Кирой первый раз наедине.
Она была в малороссийском расшитом костюме, с кораллами, и мы стояли у скамьи на Соборной горке.
— Тогда надо и ленты, — сказал печально я, — и монисты. Помнишь, на второе утро после приезда ты, Кира, рассказывала.
— В городе нельзя, — вот если венчаться в сельской церкви, у нас…
Она сняла нити кораллов и передала их мне.
— Знаешь, как их у нас называют? — спросила она.
— Нет.
— Корольками.
В этот день она мне показалась бледной. Без брата и Зои она притихла, лицо стало тоньше, а глаза большие, и я на нее наглядеться не мог. Стало как-то тихо, я тоже замолчал и вдруг увидел, что ее глаза полны слез.
