У пулеметчика что-то заело, он все оборачивался, — парень молодой, обученный в запасном батальоне плоховато — не мог выправить сложный перекос патрона. Брат подполз, исправил перекос, вынул замок и подправил шайбу, а потом привстал.
— Ранен батальонный.
— Что, ваше благородие?
Ударило второй раз.
— Ранен, позови подпрапорщика.
Он ему карту передал, планшетку.
— Примите команду, — сказал он прапорщику, когда тот подполз, а пулемет глушил, трудно было слушать. Он бледнел на глазах и, как только тот отполз, подумал: найти бинт, — да он же его вчера отдал, — ничего, здесь останусь, привстал, и тут ударила его пуля.
— Санитара, — кричим.
— Есть такой.
— Э, братцы, — посмотрев, говорит он, — поздновато, не то кончается, не то сознание потерял, я определить не могу.
Руку взял прослушать пульс, а не может, лицо бледнеет, положил руку на грудь — сползает рука бессильно. Мы думали, что, может быть, еще жив — быстрее погнали, а санитар только махнул рукой, да какое там, грудь прострелена, его так прошибло и избило пулеметными, что удивительно, как он говорить еще мог, только голова нетронута. Перекрестились.
— Себя он не жалел, о себе забывал, думая о солдате, последним ложился, когда на постое вся рота уже накормлена и разведена по хатам.
— Добрый командир, — говорят солдаты, — и ведь щадила его до последнего пуля, ни разу не задело даже, уж где только он ни побывал, а тут… Вечная память.
— Да какая там вечная, — говорит один, — пока жив, до тех пор человека и помнят.
А денщик Василий тогда заплакал. В лесу был полковой обоз, так он нашел повозку, спешно забрал его походный вьюк, в котором и было-то — письма, зимняя смушковая папаха, перчатки и белье, отстегнул его револьвер в кобуре и вместе с шинельным ремнем подвязал к шашке. Все справил, отнес на телегу, и солдаты попрощались с ним, перекрестились, когда его переносили. Везли медленно и до штаба полка добрались поздно, вышли офицеры и командир полка, он подошел к повозке, откинул шинель, посмотрел и сказал:
— Просто не знаю, кого теперь и назначить батальонным.
Приказали тело отправить в дивизионный обоз. Адъютант распорядился и сообщил, что в штабе оставлено завещание, в котором Косицкий просил, в случае смерти, тело его доставить в родной город, если это возможно, и там похоронить, сразу же известить обо всем жену…
— Я бы известил, — сказал адъютант, — но телефонной связи с полевым отрядом у штаба дивизии нету. Утром свяжутся с полевым госпиталем.
