Зазулин вспомнил слова брата: боялся Иван Тимофеевич, что втянут нас в эту войну. Он говорил в вагоне с офицером генерального штаба, и тот рассказал, что зимой уже было покушение на эрцгерцога на Варшавском вокзале зимой, в декабре, когда в заносы, вы уже и не помните, поезд его через наш город проезжал. В присутствии гвардии и великого князя, что ныне назначен командующим, не удалось подкупленному машинисту его сбить — он хотел было из вагона шагнуть, а тут машинист и рванул, чуть было он не упал тогда, да справился, откачнулся. А только не писали тогда об этом, все истолковано было как простая оплошность железнодорожников.
— Да, с Иваном Тимофеевичем мы не раз толковали, и он мне говорил: «Мир нам нужен, долгий, Андрей Степанович, мир, нам надо работать над устроением государства и народа, нельзя нам теперь воевать, надо научить всех трудиться, многое перестроить, пересмотреть. Мы еще не закончили перевооружения, хотя и оправились после японской войны, и если разразится вооруженный конфликт, война будет для нас величайшее несчастье, нам нужно минимум двадцать лет мирной обстановки».
Я все справил, купил билеты, все узнал. Пока я стоял в очереди, меня обступили мальчишки, передавали, бегая, какие идут воинские эшелоны, потому что пяти минут не проходило — один за другим следовали поезда, и мне хотелось все видеть, я сгорал от лихорадочного нетерпения.
Дама, что утром приехала на автомобиле с офицером генерального штаба, при мне спрашивала у начальника станции, проходили ли гвардейские эшелоны и кавалергардский полк.
— Не могу вам ответить, — вежливо сказал начальник станции.
— Почему же?
— Это военная тайна.
Ведь отсюда путь шел к западной границе и на Варшаву. Уже полки Петербургского округа прошли на фронт, и ночью к границе бросили гвардию, и там уже на всех путях и по границе выступили стоявшие в Польше и великом княжестве Литовском части, и гвардейская конница шла, я на нее засмотрелся, потому что никогда не видел такого количества белобрысых и уверенных офицеров и таких рослых солдат. Уже петроградские шли эшелоны — это участвовавших в маневрах, за полком полк, бросали в Восточную Пруссию.
— А молодцы, до чего хороши в полевом, защитном, и погоны уже перевернуты у солдат. Обученные, молодые, — говорил железнодорожный мастер.
— Да, самые здоровые, — отвечал носильщик, — отобранный цвет.
— И до чего научили при всех обстоятельствах глядеть молодцами, — восхищался железнодорожник. — Гвардия — для них праздник начался в Красном Селе, они и едут, как на прогулку.
