Второй раз уже он пострадал в пути и каждый раз попадал под чужой кров совершенно больной. Хорошо еще, что повсюду находились сострадательные люди, бескорыстно помогавшие каждому страждущему.
К числу таких людей принадлежал и Морелос. Скажем несколько слов об этом замечательном человеке. Морелосу в то время было лет около сорока. Он родился в одном небольшом селении, в штате Вальядолид, близ городка Апатцингама. Селение это называлось Тальмехо, но впоследствии было переименовано в честь его знаменитого уроженца, в Морелию. Отец Морелоса был простым погонщиком мулов, ничего не оставившим сыну, кроме убогой хижины да двух десятков мулов.
В течение нескольких лет сын продолжал дело покойного отца, потом вдруг, неизвестно по какому побуждению, вздумал поступить в духовное заведение. Продав мулов, он со свойственным ему упорством засел за латынь и богословие. Осилив эти предметы и блестяще сдав экзамен, он был удостоен священнического сана, но долго не мог найти вакантного места и кое-как влачил свое существование. Наконец ему был предложен приход в Каракуаро. Селение это находилось в глухом захолустье, там не было священника. У Морелоса не было ни средств, ни протекции, и он вынужден был принять этот приход.
Там он и прозябал в нужде и безвестности, пока до него не донесся слух о начавшемся освободительном движении, во главе которого стал Гидальго, тоже бывший священник. Под предлогом поездки к своему епископу, Морелос отправился к Гидальго. По дороге туда его настигло наводнение, и он был вынужден укрыться в гасиенде Лас-Пальмас.
Гидальго, которому Морелос предложил свои услуги в качестве полкового священника, в шутку сказал, что для этого сначала нужно взять у испанцев хорошо укрепленный город Акапулько, и Морелос согласился.
В это-то вот время и произошла его встреча с доном Корнелио, который почему-то сразу понравился священнику-воину.
Но вернемся к нашему злополучному студенту и расскажем о том, что с ним произошло и будет происходить. Когда к нему вновь возвратилось сознание, он увидел себя лежавшим в постели, в незнакомой, довольно скудной обстановке в сравнении с обстановкой в гасиенде Лас-Пальмас. Возле него не было ни души, но снаружи доносился смешанный шум. Дон Корнелио с трудом поднялся с постели, и шатаясь, добрел до окна, выходившего во двор.
Он выглянул в окно и увидел, что весь двор был наполнен конными и пешими людьми. В лучах яркого солнца режущим глаза блеском сверкало всевозможное оружие: пики с пестрыми значками, сабли, ружья, пистолеты. Была даже пушка. Лошади фыркали, ржали и били копытами о землю, отмахиваясь хвостами от надоедливых насекомых. Люди громко разговаривали между собою. Словом, перед доном Корнелио открылась полная картина военного лагеря.
