Самые легкие черты старинной Малороссии, разбросанные у него - не говорю уже в "Тарасе Бульбе", но и в мелких рассказах и отрывках - дышат именно таким чувством, "как будто он залез в прадедовскую душу" и видел сквозь нее собственными глазами своего предка, Остапа Гоголя. В нем не заметно этого правильного, полного изучения старины, на которое опирается родственная ему фантазия Вальтера Скотта; он говорит вещи, известные и мне, и другому, и десятому, но говорит их так, что в каждой их фразе веет воздух не нашего времени и в складе его речи чуешь присутствие отдаленной действительности. Видно, что он был поражен в детстве не событиями старины, о которых случалось ему слышать, а общим характером этих событий, и чувство, впечатлевшееся тогда в его сердце, сообщало потом всему, чего он ни касался своею кистью, тот свет, в котором его детскому воображению представлялась старина [10].
Таким образом, обстоятельства детства поэта и первые впечатления, которые он должен был получить от окружающей его природы и людей, благоприятствовали будущему развитию его таланта, наделяя его свежими, живыми, цветистыми материалами. Довольно было работы для детского ума, пока он вобрал в себя образы и впечатления, которые после так свежо явились в его картинах "буколической", как он сам называет, жизни малороссийских помещиков и в изображениях того, что он видел только духовными своими глазами в детстве. Впоследствии сцена его наблюдений и восприимчивости расширилась еще более.
В соседстве села Васильевки, именно в селе Кибинцах [11], поселился известный Дмитрий Прокофьевич Трощинский, гений своего рода, который из бедного козачьего мальчика умел своими способностями и заслугами возвыситься до степени министра юстиции. Устав на долгом пути государственной службы, почтенный старец отдыхал в сельском уединении посреди близких своих домашних и земляков. Отец Гоголя был с Трощинским в самых приятельских отношениях. Так и должно было случиться неизбежно. Оригинальный ум и редкий дар слова, какими обладал сосед, были оценены вполне воспитанником высшего столичного круга. С своей стороны, Василий Афанасьевич Гоголь не мог найти ни лучшего собеседника, как бывший министр, ни обширнейшего и более избранного круга слушателей, как тот, который собирался в доме государственного человека, отдыхавшего на родине после долгих трудов. Тот и другой открыли в себе взаимно много родственного, много общего, много одинаково интересующего.
