Товарищи!
Я собираюсь рассказать здесь историю Великой армии[2] и ее вождя во время 1812 года.
Этот рассказ я посвящаю тем из вас, кого обезоружили северные морозы и кто не может больше служить своему отечеству ничем другим, кроме воспоминаний о своих несчастьях и о своей славе! Ваша благородная карьера была прервана, но вы продолжали существовать еще более в прошлом, нежели в настоящем, а когда воспоминания так велики, как эти, то можно жить воспоминаниями! Я не боюсь поэтому, что, напомнив вам самый роковой из ваших походов, я нарушу ваш покой, купленный такой дорогой ценой. Кто же из нас не знает, что взоры человека, пережившего свою славу, невольно обращаются к блеску его прошлого существования, хотя бы этот блеск окружал скалу, о которое разбилось его счастье, и освещал бы только обломки величайшего из всех крушений.
Я должен сознаться сам, что какое-то непреодолимое чувство заставляет меня постоянно возвращаться, мыслями к этой печальной эпохе наших общественных и частных бедствий.
Я не знаю, отчего я нахожу такое грустное удовольствие в воспоминаниях этих ужасов, запечатлевшихся в моей памяти и оставивших в ней столько болезненных следов? Не гордится ли душа своими многочисленными и глубокими рубцами от ран? Не доставляет ли ей удовольствие показывать их другим? Не должна ли она гордиться ими? Или, может быть, она хочет только заставить и других разделить свои ощущения? Чувствовать и вызывать сочувствие — не является ли это самым могущественным стимулом нашей души?
