Император взволновался. Все возбуждало его: удачи, оскорбления, неудачи. Движение впереди Барклая тремя колоннами на Рудню, которое было обнаружено неудачей в Инкове, и энергичная оборона Витгенштейна — все, по-видимому, предвещало битву. Приходилось выбирать между ней и обороной — длительной трудной, кровопролитной и непривычной для Наполеона, вдобавок сопряженной с большими затруднениями в виду отдаленности подкреплений, что, разумеется, помогало неприятелю.
Наполеон, наконец, принял решение. Не будучи безрассудным, это решение тем не менее такое же дерзкое и такое же важное, как и само предприятие. Наполеон удалился от Удино, но лишь после того, как он подкрепил его Сен-Сиром и приказал ему соединиться с Макдональдом. Оправляясь на врага, Наполеон переменил, на глазах у него и с его ведома, свою операционную линию с Витебска на Минск. Его маневр был так хорошо придуман и он приучил своих подчиненных к такой пунктуальности, что через четыре дня, в то время, как изумленная неприятельская армия напрасно высматривала французов, Наполеон уже находился с 185 тысячами человек на левом фланге и в тылу врага, осмеливавшегося на мгновение подумать, что его можно будет захватить врасплох!
Десятого августа Наполеон отдал приказ двинуться. В четыре дня вся его армия должна была быть уже в сборе на левом берегу Днепра, около Ляд[73]. Он выехал их Витебска 13 августа и, следовательно, пробыл там пятнадцать дней.
Пятнадцатого августа, в три часа, армия увидела Красное, город, состоящий из деревянных домиков. Один русский полк вознамерился защищать его[74], но удержал маршала Нея лишь столько времени, сколько потребовалось, чтобы привести неприятеля в беспорядок. Когда город был взят[75], французы увидали вдали разделившиеся на две колонны шесть тысяч русских пехотинцев, отступление которых прикрывалось несколькими эскадронами. Это был корпус Неверовского, совершивший свое львиное отступление. И все-таки он оставил на поле битвы тысячу двести убитых, тысячу пленных И восемь пушек! Честь этого дня принадлежит французской кавалерии. Атака была настолько же ожесточенна, насколько была упорна защита. На стороне последней имелось больше заслуг, так как она могла употреблять только одно железо, против огня и железа.
Неверовский, почти совершенно разбитый, бежал в Смоленск, чтобы там запереться[76]. Он оставил позади лишь несколько казаков, чтобы сжечь фураж. Жилища же были пощажены.
