Чернота.
— Натан? — тихо шепчет Арран мне в ухо.
Я открываю глаза и вижу перед собой его лицо. Кажется, мы в кухне.
Я лежу на столе. Как цыпленок, поданный к обеду. Бабушка стоит ко мне спиной; делает соус. Дебора подносит чашку, над которой клубится пар. Может быть, в ней вареный картофель.
— Все будет в порядке. Все будет в полном порядке, — приговаривает Арран. Голос у него какой-то странный.
Дебора ставит чашку рядом со мной, и я вижу, что в ней не картофель. Мне становится страшно, очень страшно. Сейчас она будет трогать мою спину. И я умоляю Аррана не дать им прикоснуться ко мне.
— Надо очистить порезы. Ты будешь в порядке. Все будет в порядке.
А я все умоляю его не дать им прикасаться ко мне. Только слова, кажется, не рождаются в моем горле.
Он крепче сжимает мою руку.
Я снова просыпаюсь. Все еще лежу на столе, как цыпленок. Рука Аррана крепко держит мою. Спина горячая внутри, но холодная снаружи.
Арран тихо шепчет:
— Натан?
— Побудь со мной, Арран.
Солнце пригревает мне лицо. Кожа на спине туго натянута, боль отдается в ней в такт ударам пульса. Я боюсь пошевелить чем-нибудь, кроме пальцев. Арран по-прежнему держит меня за руку.
— Натан?
— Воды.
— Поворачивай голову очень медленно. Я положу соломинку тебе в рот.
Моргая, я открываю глаза. Я лежу на своей кровати наискось, моя голова свешивается с матраса. Внизу стакан воды и длинная соломинка.
Попив, я ненадолго забываюсь сном, но тут же просыпаюсь от урчания в животе. Меня тошнит в таз, который оказался на месте стакана, мне очень страшно, потому что каждый позыв рвоты отзывается сильной болью в спине.
Когда я просыпаюсь в следующий раз, Арран все еще сидит рядом со мной. Он говорит:
— Бабушка сделала для тебя напиток. Сказала, чтобы ты пил его маленькими глотками.
Вкус у него отвратительный. Должно быть, в него подмешали снотворное снадобье, потому что я засыпаю и просыпаюсь только следующим вечером.
Я шевелю пальцами, но Аррана рядом нет. В комнате темно, но я вижу его силуэт на кровати; он спит. В доме тихо, но из-за двери раздаются приглушенные голоса, и я поворачиваю голову в ту сторону, стараясь разглядеть в неплотно прикрытую дверь, кто там. Бабушка стоит на площадке лестницы с Деборой. Они разговаривают, и я напрягаюсь, чтобы расслышать, о чем, но потом вдруг понимаю: они не говорят, они плачут.
Наутро я снова просыпаюсь от жажды. Стакан воды стоит внизу; хорошо, что не надо больше пить снадобье. Я жадно высасываю воду через соломинку, издавая хлюпающие звуки, когда вода кончается.
