Вы думаете, бессилие хоть на шаг подтолкнуло ее к истине? Ничуть. На тринадцатый раз, когда мой бокал, куда Медичи собственной рукой бросила не знающий пощады яд, опрокинул на ее платье спрыгнувший на стол черный котенок, королева лишь в ужасе бросилась на колени, моля о пощаде, решив, что я сильнее ее в вершении судеб. Бог мой, как было ей объяснить, что дело не во мне, а в том ветре, против которого она бессмысленно пускала свои стрелы?
С тех пор Екатерина до самой смерти в 1589-м ежегодно высылала мне по 50 тысяч ливров с униженной просьбой не вмешиваться в судьбу ее сыновей. Бог рассудит, грешил ли я, принимая эту плату за страх, но не в моих силах было убивать в несчастной женщине призрачную надежду на изменение хода неизбежного.
Неизбежного, определяющего пустоту бренности. Оглядываясь на пролетевшие семьдесят лет, я осознаю ничтожность бытия перед Высшими Законами, а смысл его ускользает от моего понимания. Быть может, значение жизни только в том, КАК потрачено отмеренное человеку время? Быть может, Господь каждому пишет в Книгу Судеб только первую и последнюю строки, а остальное отдает творить нам, за что и спрашивает на Страшном Суде? Быть может. Скоро я узнаю это. Ветер крепчает. Пучина уже тянет меня.
Чем смогу оправдаться перед Тобой за жизнь, в которой ничего не сумел сделать? Даже научить людей отличать вечное от суетного. Я не нашел никого, кто захотел бы научиться. Мне некому передать знания. Может быть, с тем, кому они предназначены, мы разошлись во времени. Может быть. Остается лишь уповать на то, что сундуки с моими записями не сгинут в пучине и не разобьются о прибрежные камни, а Ты укажешь волнам руки принимающего.
Перед лицом приближающегося Суда Твоего завершаю свой последний рассказ о вечном и суетном. Рассказ о проклятии одного из йоркширских замков.
* * *
После смерти мэтра Нотр-Дама я начал самостоятельно практиковать в Париже, предсказывая знатным особам их судьбу. Мудрость не свойственна молодости. Мне не сразу удалось понять, что люди, хотят совершенно не того, о чем просят. Они не желают слышать плохое. В ответ на неблагоприятное предсказание немедленно звучат просьбы и требования исправить будущее, словно речь идет о покрое платья. Отказ принимают за нежелание и дерзость и возлагают вину за расположение звезд на предсказателя.
Я перестал принимать тех, кого не мог ничем порадовать, перестал предсказывать судьбу (даже вечную жизнь будут просить продлить), ограничиваясь деталями ближайшего будущего. Еще с удивлением осознал, что одних предсказаний людям мало. Им непременно нужны какие-нибудь демонические зелья, тайные ритуалы, на худой конец бессмысленная тарабарщина в три двадцать по полудню в течение недели. Иначе посетитель уходит обиженным, считая, что ему что-то недодали за его золотые монеты. Бог мой, какая глупость! Но приходилось придумывать загадочные «заклинания» с бросанием в огонь ароматных трав, выдавать мрачно размалеванные пузырьки с мерзким на вкус успокоительным, предписывать троекратное «Отче наш» в полночь на понедельник. Назовете это шарлатанством? Может быть. Во всяком случае, все эти средства совершенно не помешали бы душе и телу не только моих изнеженных титулованных посетителей.
