по залепленным зубьям, еще шаг — поправляет ношу…
…Кошки теперь уже лучше снять, но останавливаться — страшно…
…Я открыл глаза, чтобы сменить позу — ноги затекли. Шевеление вызвало новый приступ холода, зато боль уже почти не чувствовалась. Снежные налеты стали ритмичнее и уверенней. Птицы методично довершали свою пиррову победу — половина стекла была завалена их дохлыми телами.
…останавливаться страшно: рухнет иллюзия приближения к цели. Сколько энергии придется собрать, чтобы двинуться дальше. Монотонная ходьба притупляет отчаянье. Шаг — удар по кошке, шаг — поправляет труп…
…на несколько секунд открыть глаза…
…еще шаг, и еще…
…и снова открыть, чтобы увидеть очередную атаку, все это скоро закончится…
…Еще пара шагов. Парень оставляет труп. Но теперь он уже и налегке не дойдет.
Я вижу его упавшим. Борода — в инее. На проступающей сквозь снег белизне лица — темные сжатые губы. Может, он все-таки умер?
Но кто же тогда я?
Выхожу наружу. Первый раз после своего неудачного прорыва наверх по ущелью, прорыва, остановленного преждевременной непогодой и шальным камнем. Я шел быстро, но молоко[8] садилось быстрее, чем я шел…
Выхожу низачем. Просто выхожу. Другой попытки все равно не будет. Другой жизни — тоже.
Волк, махнувший через флажки, в следующей инкарнации становится человеком. А кем станет человек, если он — за всю жизнь — ни разу?..
…Сквозь твердую атмосферу вьюги, между двумя приступами снежно-птичьего суицида жалобно пискнул мираж. Метрах эдак в — дцати (плюс-минус эн километров) горел огонек. Я в него не поверил. Просто было все равно. Упершись лбом в ветер, побрел — почти вслепую.
До огонька оказалось тридцать шагов (или триста?), я очень внимательно считал.
Adagio.
Здесь тепло. Течет с головы и одежды.
И куча каких-то бессмысленных предметов на лежанках: медное распятие, велонасос, разводной ключ, сомбреро, балетные пуанты, китайский веер… как будто ночевала бродячая труппа и, собираясь, в спешке перезабыла весь реквизит.
— Аз есмь, — сказали у меня за спиной.
— Вечер добрый, — я обернулся… и никого не увидел. Дверь закрыта.
Голоса. Раньше со мной такого не случалось.
Вот привидения были. Полгода после больницы пытался догонять фиолетовые платья на улицах…
…Снежная шапка на гребне блестела под солнцем, как драгоценное украшение… опасное украшение.
— Подрежем.
— Не подрежем. Там подрезать нечего.
— Да есть чего… Времени уже два часа. Все раскисло.
— Вот именно — уже два часа, а здесь веревок двадцать отвеса.
