Так мы бродили по ночному городку, иногда останавливались, смотрели друг на друга. Мне почему-то было легко с ней, с этой женщиной. Когда уже возвращались назад, Марина спросила:
– Почему ты ничего не сказал о жене?
– А что сказать? Я уже шестой год как вдовец, умерла она.
– А что случилось?
– Да что, болезнь двадцатого века – рак.
– Неужели ничего нельзя было сделать?
– Уже ничего. Она никогда не болела, я даже не помню каких-то простудных заболеваний, а когда хватились, то уже четвертую стадию поставили. Поджелудочная железа. Когда операцию стали делать, вскрыли, а у нее печень, как выразился хирург, «нафарширована метастазами». Конечно, пытались спасти. У нас же в Петербурге центр специализированный есть, в пригороде Песочное. Поздно уже было… Целый год жена промучилась, но ничего нельзя было сделать. Врачи говорили, если бы на полгода-год раньше обратились, может, и помогли бы, а так бесполезно уже все.
Мы какое-то время шли молча, задумавшись каждый о своем. Марина, вероятно, думала о своем муже, который был так жестоко убит. Вдруг она спросила:
– И у тебя не было подруги за все это время?
– Ты знаешь, нет.
– А почему?
– Как тебе сказать… Все годы, что мы прожили, я был самым настоящим подкаблучником.
Марина с недоверием посмотрела на меня.
– Не может быть.
– Да, самым настоящим подкаблучником. Поэтому боюсь попасть под каблук еще раз. А ты почему одна?
– Некогда было.
– А чего некогда-то?
– Да муж когда погиб, остались двое детей, хозяйство, и все на моих худеньких плечиках. Пока муж живой был, я как за каменной стеной была, а потом все самой делать пришлось. Да еще эти «наезды» один за другим. А с ними и пожарные, и СЭС, и налоговая, и администрация со своими претензиями. Некогда было личную жизнь устраивать. Сложно пока в нашем государстве бизнесом заниматься, тем более женщинам.
– Я бы не сказал, глядя на вас.
– Это все не то. А впрочем, давай не будем об этом.
– Давай.
Мы проходили мимо школы, которую я закончил.
– Сюда я бегал десять лет.
– А сейчас встречаетесь с одноклассниками?
– Встречаемся. Одно время только с одним одноклассником общался, Петрусь его зовут.
– Имя такое?
– Нет, фамилия у него Петренко, а имя Виктор. Я уж не помню, почему Петрусем прозвали, сам он придумал или еще кто. Петрусь и Петрусь. Когда я в отпуск приезжал, мы встречались. А вот лет пять назад он мне позвонил и сказал, что одноклассники решили собраться. Теперь каждый год собираемся и отмечаем окончание школы. А одна одноклассница сказала даже, что это она в зеркале выглядит пожилой, а в душе ей по-прежнему семнадцать.
