"Вот какую строфу сочинила Хеэ-но цубонэ. Но тут все умолкли, никто не мог далее продолжить рэнга".
Услышав это, я добавил к ней такую строфу:
Сердце в себе умертвил.
Подружилась рука с "ледяным клинком"
[60].
Или он — единственный свет?
(217)
"Что и говорить, война длится без конца", — толковали мы, а той порой в самый разгар военных действий скончалась Хеэ-но цубонэ. И, вспомнив, каким клятвенным обещанием мы связаны, я исполнился глубокой печали
"Кто первым из нас уйдет,
Пусть другу в загробном мире
Послужит проводником",
Вспомнил я, отставший в пути,
Эту клятву с такою болью!
(218)
О том, каково на сердце[61] блуждающему в "Срединном пространстве"
С какою силой
Тоска его одолеет!
Глухие потемки,
А он, одинокий, бредет,
Не различая дороги.
(219)
"Река тройной переправы"
[62].
Как трепещет сердце твое,
Безрассудный грешник!
В самом погибельном месте
Ты переходишь вброд.
(220)
Когда слагали стихи о нынешних временах
Даже постигнув суть
Этого бренного мира,
Все же невольно вздохнешь:
Где они, мудрые люди?
Ныне нигде их нет.
(221)
Судишь других:
То хорошо, это худо…
Вспомни меж тем,
Много ли в нашем мире
Знаешь ты о самом себе?
(222)
"Так я и ждал беды!" —
Человек в мановение ока
Упал на самое дно.
Сколько глубоких ямин
Уготовил для нас этот мир!
(223)
Не знает покоя!
Поистине мир в наши дни,
Будто утлая лодка,
И по волнам не плывет,
И от берега отдалился.
(224)
Сложил стихи о "прозрении истинного сердца"[63]:
Рассеялся мрак.
На небосводе сердца
Воссияла луна.
К западным склонам гор
Она все ближе, ближе…
