– Анзор там, – поманил он рукой, указывая на большую палатку красного цвета меж двух высоченных шатров.
– Я тут вспомнил, я ведь тигра наклейкой пометил! – спохватился я, почему-то совсем не желая идти дальше.
Людей внутри забора совсем не было, от высоких шатров тоже не доносилось уже привычных звуков толпы. Весь шум, шелест голосов шел от парка, а тут будто вымерло все. Жутковато. И очень захотелось кушать – интуиция тоже недовольна.
– Анзору скажешь, какой наклейка, – непреклонно ответил Абдула и за плечи повел меня вперед.
Я хотел было поупираться, но дядька попросту поднял меня на руки и понес дальше.
– Ты тигр смерти хочешь, да? – пристыдил он меня, занося в полумрак шатра.
После яркого солнечного дня пришлось промаргиваться, привыкая к еле освещенному пространству без единого окна, с единственной лампой, повисшей на проводе сверху. Сильно пахло зверем и соломой.
Постепенно из полумрака проступали два ряда деревянных, грубо сколоченных полок по обе стороны от входа – они тянулись вдоль всей стены палатки и поднимались под потолок, заваленные большими и малыми сумками, вещами, инструментами и коробками самых разных размеров. Справа стояли несколько больших – в половину меня – бутылей с водой и небольшой столик, на котором была еще одна бутыль, но уже вниз головой, упираясь в пластмассовый грязно-белый ящик с краниками. Рядом на столике обнаружились несколько железных стаканов. Слева на земле лежал прямоугольник линолеума с аккуратно расположенной на нем парой красивых ботинок. Сам хозяин пары – наверное, тот самый дядька Анзор – сидел на табурете в дальнем углу шатра, рядом с высоким квадратным ящиком, укрытым сеткой, и настороженно поглядывал в нашу сторону. Выглядел он родным братом моего сопровождающего, разве что был без белого передника.
Позади резко вжикнула вдеваемая в ткань нить – Абдула накрепко закрыл дверь за моей спиной, пришнуровав тканевую дверь к стене палатки. Сдается мне, зря я сюда пришел.
Дядька тем временем ловко скинул моднячие кроссовки и выудил с нижней полки пару попроще – грязноватых и старых, словно боялся испачкать парадные. Я пригляделся к полу – обычная земля, вытоптанная до черного цвета, кое-где превратившаяся в грязь, присыпанную сверху соломой. В такое я своими кедами наступать не согласен! Потому остался возле выхода, заодно прикидывая, как буду выбираться.
– Я сказал, не приходи, – совсем неприветливо встретил Анзор своего друга и даже вставать не стал – не то чтобы руку подать.
