На седьмой день швы сняли, хотя в вечерних газетах появилось сообщение о том, что у пострадавшего началось рожистое воспаление. Там же я почерпнул и еще одну новость, которую не без неприязни сразу передал Холмсу. Среди прочих объявлений уведомлялось, что пароходом «Руритания», который принадлежит компании «Кьюнард» и отплывает в пятницу из Ливерпуля в Соединенные Штаты, отправится барон Адельберт Грюнер. Цель визита – заключение крупной финансовой сделки. По возвращении барона из этой поездки состоится его бракосочетание с мисс Виолеттой де Мервиль, единственной дочерью и т. д. и т. п. По тому, каким сосредоточенным стало бледное лицо Холмса, я понял, что новость серьезно огорчи ла его.
– В пятницу! – воскликнул он. – У нас только три дня. Негодяй почувствовал неладное и пытается спастись бегством. Не выйдет! Ни черта не выйдет! Вот что, Уотсон, у меня к вам будет поручение.
– Слушаю вас, Холмс.
– Ближайшие двадцать четыре часа вы посвятите тщательнейшему изучению гончарного искусства Китая.
Отсутствие объяснений с его стороны я воспринял как должное. Многолетний опыт общения с этим человеком научил меня премудрости беспрекословного повиновения. Оставив Холмса одного, я медленно побрел по Бейкер-стрит, на ходу пытаясь сообразить, как же мне удастся выполнить это необычное задание. Наконец я добрался до Сент-Джеймс-сквер, где находится Лондонская библиотека, и изложил свои затруднения моему приятелю Лоумаксу, служившему там помощником библиотекаря. И вскоре, зажав под мышкой увесистый том, я уже направлялся к себе на квартиру.
Говорят, что адвокат, в понедельник основательно подготовленный к допросу даже самого осведомленного в данной области свидетеля, легко расстается с невольно приобретенными знаниями еще до конца недели. Нет, я, конечно, не стал специалистом по гончарному производству. Но весь тот вечер и всю ночь с небольшим перерывом для сна, а также следующее утро я усердно трудился, как губка впитывая полезную информацию и заучивая на память каждое имя. Я научился различать стиль великих китайских керамистов, постиг тайну циклического календаря, узнал о марках[4] Хуньу[5] и сочинениях Тан Иня[6], проникся любовью к шедеврам Юнлэ и чудесным примитивам периодов Сун и Юань[7].
На следующий день я предстал перед Холмсом. В нарушение постельного режима и на удивление всякого, кто следил за сводками о состоянии его здоровья, Холмс удобно расположился в своем любимом кресле, подперев рукой голову, по-прежнему покрытую толстым слоем бинтов.
