Лирика 30-х годов | страница 42



Ты оттого на запад повернула,
Подставила другому ветру грудь…
Но я бы стер глаза свои и скулы
Лишь для того, чтобы тебя вернуть!
О, я гордец! Я думал, что средь многих
Один стою. Что превосходен был,
Когда быков мордастых, круторогих
На праздниках с копыт долой валил.
Тогда свое показывал старанье
Средь превращенных в недругов друзей,
На скачущих набегах козлодранья
К ногам старейшин сбрасывал трофей.
О, я гордец! В письме набивший руку,
Слагавший устно песни о любви,
Я не постиг прекрасную науку,
Как возвратить объятия твои.
Я слышал жеребцов горячих ржанье
И кобылиц. Я различал ясней
Их глупый пыл любовного страданья,
Не слыша, как сулили расставанье
Мне крики отлетавших журавлей.
Их узкий клин меж нами вбит навеки,
Они теперь мне кажутся судьбой…
Я жалуюсь, я закрываю веки…
Мухан, Мухан, что сделалось с тобой!
Да, ты была сходна с любви напевом,
Вся нараспев, стройна и высока,
Я помню жилку тонкую на левом
Виске твоем, сияющим нагревом,
И перестук у правого виска.
Кольцо твое, надетое на палец,
В нем, золотом, мир выгорал дотла, —
Скажи мне, чьи на нем изображались
Веселые, сплетенные тела?
Я помню все! Я вспоминать не в силе!
Одним воспоминанием живу!
Твои глаза немножечко косили, —
Нет, нет! — меня косили, как траву.
На сердце снег… Родное мне селенье,
Остановлюсь пред рубежом твоим.
Как примешь ты Мухана возвращенье?
Мне сердце съест твой одинокий дым.
Вот девушка с водою пробежала.
«День добрый», — говорит. Она права,
Но я не знал, что обретают жало
И ласковые дружества слова.
Вот секретарь аульного совета, —
Он мудр, украшен орденом и стар,
Он тоже песни сочиняет: «Где ты
Так долго задержался, джалдастар?»
И вдруг меня в упор остановило
Над юртой знамя красное… И ты…
Какая мощь в развернутом и сила,
И сколько в нем могучей красоты!
Под ним мы добывали жизнь и славу
И, в пулеметный вслушиваясь стук,
По палачам стреляли. И по праву
Оно умней и крепче наших рук.
И как я смел сердечную заботу
Поставить рядом со страной своей?
Довольно ныть. Пора мне на работу, —
Что ж, секретарь, заседлывай коней.
Мир старый жив. Еще не все сравнялось.
Что нового? Вновь строит козни бий?
Заседлывай коней, забудь про жалость —
Во имя счастья, песни и любви.

«Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе…»

Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе,
Чтоб останавливать мрамора гиблый разбег
   и крушенье,
Лить жеребцов из бронзы гудящей, с ноздрями, как
   розы,
И быков, у которых вздыхают острые ребра.
Веки тяжелые каменных женщин не дают мне покоя,