Помню подбежал рыжий ефрейтор четвертого взвода Акимов и, по-мужицки крякнув, всадил мертвому офицеру штык между ребер и поднял его на воздух, как ржаной сноп.
– Не надо, Акимов! – пробормотал я. – Не надо, голубчик!
* * *
У меня сквозное ранение правой стороны груди и, кроме того, пробита левая нога выше колена.
С наслаждением отдыхаю в походных парусиновых бараках полевого госпиталя.
Ночью раны болят сильнее, чем днем.
Бессонница. Врач угощает бромом, морфием, опием. Противно, но говорят необходимо.
В выходное отверстие обеих ран утром и вечером вставляют марлевый жгут для вытяжки гноя.
Каждая перевязка – пытка.
Стискиваю зубы от боли, и каждый раз из глаз катятся крупные слезы. Лучше бы этот немецкий купидон укокошил меня совсем!
Сестра милосердия Шатрова, симпатичная пройдоха, утешая меня на перевязках, говорит:
– Потерпите, голубчик! Будьте мужественны до конца. Помните, что все это вы переносите во имя родины, веры, царя.
Слова ее кажутся мне наглой иронией. Она, вероятно, читает в моих глазах, знает мое отношение к этим фетишам.
Ординатор Вайнштейн утешает охающих и плачущих на перевязках по-иному:
– Ну, господа, как вам не стыдно впадать в подобный сантиментализм!
Ворочая зондом в пробитых грудях, в шеях, в ногах, в животах своих пациентов, которые орут благим матом и плачут, он забавно резонерствует:
– Ужасно, знаете ли, любит русский человек поплакать…
* * *
Прошел через шесть полевых госпиталей и попал наконец в уездный городок. Это – юго-западный Окуров. Все русские уездные города похожи друг на друга, как два тухлых яйца.
За последние недели такая масса впечатлений и переживаний, что, кажется, сознание не сможет все вместить; передо мной, как на экране, проходит прифронтовая полоса во всем ее красочном многообразии.
Чем дальше от передовых позиций, тем больше всякого рода военных учреждений, тем больше в этих учреждениях ненужного, примазавшегося люда.
При взгляде на шумное море пестрых маркитантов кажется, что вся мобилизованная буржуазия и интеллигенция окопалась в тылу.
Рвачи, мародеры, шкурники, спекулянты, шулера, карьеристы и альфонсы всех мастей и народностей России как мухи облепили штабы, лазареты, управления, канцелярии, интендантства, склады, саперно-инженерные конторы, снабженческие пункты. Одни одеты с иголочки, другие в потертом, лоснящемся замасленном платье.
И вся эта наглая, прожорливая, беспокойная стая хамелеонов неумолчно шумит, суетится, обсуждает проблемы побед и поражений.
