– Прицел постоянный! – несется откуда-то сзади знакомый баритон командира полка. – Без команды не стрелять. Пулеметы на линию!
Уже отчетливо видны дерзкие всадники, пригнувшиеся к лошадиным головам, взмыленные, взбешенные шпорами лошади, переливающаяся на солнце сталь обнаженных клинков.
Еще несколько секунд – и всадники врежутся в нашу цепь, пройдутся по нам тяжелыми конскими копытами, прощупают наши ребра острыми саблями.
О чем они думают в этот момент?
Может быть, они думают, что у нас нет патронов, что мы разучились стрелять?
А может быть, им надоело жить, голодать в походах, грабить жителей, расстреливать шпионов и они ищут смерти?
– По кавалерии пальба!
Мы прилаживаем винтовки к плечу.
– Поо-лк! Пли! Поо-лк! Пли!
Сухой треск двух тысяч винтовок с шумом разбрасывает воздух. Пулеметы тарахтят монотонно и грозно.
Как трава под косой, стелются по земле лошади, дрыгая перебитыми ногами, давят всадников, обдают их тяжким предсмертным хрипом.
Основное ядро конников поворачивает назад и моментально скрывается в тучах пыли.
И только несколько всадников, чудом уцелевших от наших залпов, подскакивают почти к самой цепи.
Офицеры поднимаются на ноги, выбегают вперед и из наганов в упор расстреливают тяжело поводящих боками лошадей и странно выпучивших глаза безмолвных всадников.
Отразив атаку, двигаемся дальше. Нервное напряжение, вызванное картиной боя, спадает.
А через час, через два опять кто-нибудь тревожно кричит:
– Недобитая кавалерия на фланге маячит!
И опять приходится бить. Бить или подставлять свою собственную шкуру.
Ночь-спасительница укрыла нас своим опахалом и дала желанный отдых истомленным ногам.
Ночью кавалерия в атаку не ходит.
* * *
Ночевали в богатом местечке.
Два солдата нашей роты забрались к старику-поляку в картофельный погреб картошку воровать.
Старик захлопнул крышку погреба и навалил на нее тяжелый камень.
Парни очутились в мышеловке.
Утром мы уходили. Не хватало двух человек.
Бросились на поиски. Случайно наткнулись на мышеловку и «отвалили камень от гроба».
Старик запер их без всякой задней мысли – хотел «попужать», ко утром забыл по рассеянности выпустить.
Фельдфебель притащил перепутанного старика к ротному держать ответ. Штабс-капитан Дымов, наверное, отпустил бы его, но в халупу случайно заглянул раздраженный чем-то батальонный.
– Ага! Ты знаешь, что здесь через сутки будут немцы, и поэтому запер наших солдат, чтобы выдать их в плен! Шпион! Я тебе покажу, мерзавец, как родину… Расстрелять!
