Капитан Розанов спокойно слушает ее, пожимая плечами, и сухо спрашивает:
– Чего же ты хочешь? Денег, что ли, пришла просить за свой позор? Сколько тебе нужно?
Старуха не отвечает.
Худые плечи ее под клетчатым рваным платком конвульсивно передергиваются.
– Сколько лет твоей дочери? Шестнадцать? Так. Ну, хорошо, предположим, соберу я их всех, подлецов, всю роту выстрою и всех заставлю расплачиваться… Ведь ста рублей не соберешь? Так иль нет? Под суд кого-то отдать? Можно. Но ведь опять-таки невинность и по суду не воротишь… На то и война, бабушка. Выезжать надо было отсюда в тыл. А то все равно не спасешься: не наши солдаты, так изнасилуют немцы, которые не сегодня-завтра будут здесь.
Фельдфебель, выстроив тринадцатую роту в полном походном, прищелкивает каблуками и берет под козырек:
– Так что, ваше высокоблагородие…
Ротный, повернувшись к старухе спиной, радостно командует:
– На плечо! Слева по отделениям шагом марш!
Гремя котелками, уходили из местечка; нас провожает надрывный плач старухи.
Слез старухи никто не понял: ни ротный, ни солдаты.
* * *
Подпоручик Разумов дал мне пачку свежих московских и петербургских газет.
Во всех газетах курьезнейшее описание нашего отступления.
«Части Н-ского корпуса под давлением превосходных сил противника оставили (идет перечисление укрепленных «пунктов» и просто пунктов)… и отошли в полном боевом порядке на заранее приготовленные позиции».
Военный обозреватель пишет еще вразумительнее:
«Н-ский корпус по тактическим и стратегическим соображениям отошел на новые позиции».
Скучнейший вздор! Вранье! Оптимизм, за который хорошо заплачено…
Все эти газетные писаки имеют о «превосходящих» силах противника такое же представление, какое имеют о нем наши штабы, какое имеем мы, бойцы, сидящие в передовой линии. А мы этого противника не только не считали, но почти не видели в глаза. Информация через посредство шпионов имеет под собой такую же почву, как статистика об абортах и детоубийстве. Всякий шпион врет в зависимости от оплаты его вранья.
Мы не отходили, а просто бежали, как стадо, бежали потому, что не хотели умирать под огнем противника.
Мы остановились в такой местности, где никаких «заранее приготовленных позиций» нет… Спешно возводим укрепления, роем окопы, обливаясь потом.
* * *
Весна идет, цветы несет.
Солнце пригревает все жарче и жарче.
Черными лысинами пестрят поля. Пахнет вербой и прелой травой.
Снег посинел и разбух; по утрам он покрывается блестящей ледяной корочкой и так аппетитно хрустит под ногами.
