По мере того, как части Красной армии все дальше продвигались на запад, судебные процессы над военными преступниками происходили все чаще. На освобожденных от оккупантов территориях заговорили мертвые и уцелевшие после карательных расправ свидетели их злодеяний.
Бойе по-прежнему оставался крепким орешком для контрразведчиков. Месяц шел за месяцем, а его дневник продолжал оставаться для них тайной. Сам он не горел желанием раскрывать ее перед ними и продолжал валить все на оберлейтенанта Эверста из отдела пропаганды 44-й пехотной дивизии, под диктовку которого, по словам Бойе, он писал эту «пропагандистскую агитку». Ничего не дали и настойчивые поиски его сослуживцев по другим лагерям военнопленных. А те немногие, что нашлись, предпочитали не распространяться о своей службе в 134-м пехотном полку. Но контрразведчики не теряли надежды и продолжали оперативную разработку Бойе. В конце концов их терпение было вознаграждено.
26 сентября к ним поступили агентурные данные, косвенно указывавшие на то, что именно Бойе мог быть причастен к тем преступлениям, которые запечатлел объектив фотоаппарата. Накануне во время беседы в узком кругу он проговорился, что с 1936 по 1938 год служил командиром батальона СС в Гамбурге. Позже, когда в лагерь просочились слухи о временных победах фашистов в Крыму, Бойе с нескрываемой радостью заявил своим собеседникам: «С этим сбродом вскоре будет покончено! Нельзя терять веру в себя и Германию!»
Спустя несколько дней контрразведчики получили еще одну важную оперативную информацию. Она придала новый импульс разработке Бойе. Агент сообщил, что старший оперуполномоченный капитан Сергей Савельев и начальник отдела подполковника Федор Пузырев давно рассчитывали услышать: «Полковник Бойе очень опасается истории со своей «книжкой». Это лишний раз убедило их в том, что они ведут работу в правильном направлении.
Теперь основные свои усилия оперативники и следователь сосредоточили на поиске свидетелей преступлений, совершенных Бойе. Прошло еще время, и их упорство было вознаграждено. В лагерях для военнопленных № 27 и № 171 нашлись бывшие его сослуживцы: командир первого батальона майор Поль Эбергард и унтер-офицер из второго артдивизиона Сухич Пауль. Их подвергли перекрестному допросу. Спасая себя, они недолго запирались, и покрывать преступления бывшего командира ни тот ни другой не стали.
Первым заговорил Сухич. Вместе с ним контрразведчикам пришлось заново перечитывать дневник Бойе. Даже их, успевших немало повидать за три года войны, хлебнуть своего и чужого горя, «литературные изыскания» фашиста потрясли жестокостью совершенных злодеяний. Пальцы с трудом переворачивали эти, казалось, налившиеся и сочащиеся кровью безвинных жертв страницы дневника.
