Семейщина | страница 12
— Грех вить!
— Грех… обман… Нужды нет, найдет, у Микиты вона… Оказия! — Дементей позевнул, скрипнул челюстями и, повернувшись на другой бок, тотчас сонно засопел.
Словно невзначай подкралась весна. Сдунуло редкий снежный покров с промерзлой земли. Бурыми пятнами выбивается на степи к свету летошняя жухлая трава. Посмотреть кругом: Тугнуй серый, скучный и упирается — там, вдали — в кольцо голых, таких же серых и скучных сопок. Лишь в полдень, когда с безоблачной высоты льют золотые потоки, молодеет Тугнуй, молодеют далекие горбы сопок. Не скучно тогда. До боли в глазах резвится над степью полуденное солнце. Но не греет еще оно. По Тугную гуляют студеные ветры-хиусы, хлещут в избы… Незаметная, невеселая весна, всегда почти так.
В этот год вёшную начали после Николы. На пашнях мерзли, норовили засветло попасть домой, ночевать в полях оставались лишь самые дальние.
— Тугая земля, — ворчал на пашне Дементей. — Весь сошник обломишь, коней ухайдакаешь.
Андрей работал молча. Совсем переменился он за зиму: смеется реже, почитай и не увидишь его белых долгих зубов, неразговорчивый стал. Дементей дивился, — первый раз в жизни схоронил от него младший брат свою печаль. Дементей как-то посоветовал отцу:
— Не иначе с сглазу… Сходить бы к Сидорихе: она от дурного глаза пользует.
Иван Финогеныч только махнул рукою, не стал выдавать тайны Андрюхиного горя. Так и не узнал Дементий правды. Сколько ни приставал он к Андрею с расспросами, сколько ни утруждал голову догадками — все напрасно.
Зимою, после загадочного бегства на Обор, Андрей по возвращении домой повадился на посиделки, зачастил на гулянки, точно и не женатый. Как-то приплелся он в полночь пьяным-пьянехонек, плакал со всхлипом, аж сердце у домашних переворачивалось. Анисья глядела на мужа округлившимися немигающими глазами, в них был испуг и мольба.
Андрей причитал:
— Собирался спалить… Силов моих нету. К бабушке Афонихе за наговором идти — пусть подохнет курва, — опять-же… Нету мочи!
Он горестно взмахивал рукою и плакал.
Наутро Тимохин парень — из соседнего проулка — постучал с улицы в окно длинным прутом.
— Дома хозяева?.. Здоровате, — сказал он выбежавшей на крыльцо Устинье.
— Здоровенько.
— Дома Дементей?
— Нетути. — Вчерась ваш Андрюха чуть было избу у Микиты не спалил.
— Что ж не ревешь? Вот язва-то! — всплеснула руками Устинья.
— Заложил парень, напился как ошалелый.
Когда Дементею передали это, он, оставшись с братом наедине, глянул на него в упор: