Поднявшись со ступенек крыльца, Виктор расправил под ремнем складки шинели, спустился во двор и прошел к машине. Через пятнадцать минут он и Окунев прибыли на станцию. В двух крохотных залах ожидания царила благостная тишина и было малолюдно, большинство пассажиров вышли на перрон и грелись на солнце. Среди них промелькнули Сафронов и Тарасов. Они тенями следовали за Виктором, и ему ничего другого не оставалось, как запастись терпением и ждать появления Гальфе на перроне.
Истек контрольный срок выхода на встречу, а курьер «Цеппелина» так и не дал о себе знать. Виктор бросил тревожный взгляд на часы, и тут за штабелем шпал мелькнула знакомая фигура. Сердце радостно встрепенулось, и Виктор направился к киоску, где должна была состояться встреча с курьером. Со стороны входной двери шел ладный старший лейтенант — летчик с вещмешком за спиной. Характерная посадка головы не оставляла у Виктора сомнений — это был Гальфе! Он отыскал взглядом Окунева и подал сигнал приготовиться — поправил шапку на голове. Операция по захвату курьера «Цеппелина» перешла в решающую фазу.
Гальфе поднялся на платформу. Держался он на удивление уверенно, так, будто встреча происходила не в тылу врага, а где-нибудь в Потсдаме. Но первое впечатление оказалось обманчиво. Они сблизились, и Виктор заметил над его верхней губой бисеринки пота. Опытный курьер «Цеппелина» ясно представлял, что первая явка на вражеской территории могла стать последней. Его вопрошающий взгляд искал ответ на лице Виктора. Тот улыбнулся. Гальфе ответил вымученной улыбкой. Они сошлись у киоска и после обмена паролями направились к машине. Виктор распахнул перед Гальфе заднюю дверцу. Тот наклонился, и в следующее мгновение в воздухе мелькнули испачканные в глине подошвы его сапог. Виктор вслед за ним втиснулся в машину, и она сорвалась с места.
31 марта 1944 года массивная металлическая дверь навсегда захлопнулась за спиной курьера «ЦЕППЕЛИНА». Серые, безликие тюремные стены, забранное ржавой паутиной решетки крохотное оконце под потолком отрезали Гальфе от той прежней жизни, в которой он решал чужие судьбы. Теперь решалась его собственная. Особая тюремная тишина холодного каменного мешка, словно кислота, разъедала волю и невидимым свинцовым прессом плющила мысли и чувства. Время шло. О нем, казалось, забыли. Прозвучала команда отбой, когда Гальфе вызвали на допрос.
С каменным выражением лица курьер «Цеппелина» вошел в кабинет Абакумова. Кроме его хозяина, там находились Барышников с Утехиным. Они внимательно, словно примеряясь, разглядывали Гальфе. А тот ненавидящим взглядом смотрел на них исподлобья. Эта молчаливая перестрелка продолжалась несколько секунд и сказала контрразведчикам, что перед ними находится не просто матерый шпион, а нацист-фанатик.
