Зная о том, что ЮРЬЕВ возмущается отрицательными сторонами работы германской разведки и недоволен тем положением, что его не продвигают по работе, я при каждом удобном случае старался указать ему на бесперспективность работы с немцами, на то, что немцы не ценят его и не считают равным себе.
В результате ежедневной, систематической обработки ЮРЬЕВА он изменил свои взгляды и стал враждебно относиться к немцами, лично предложил мне начать совместную работу против немцев, но я вначале отклонил его предложение, попросив предварительно тщательно продумать этот вопрос.
После настойчивых предложений ЮРЬЕВА о работе против немцев, я согласился и только тогда открылся перед ним и сообщил, что являюсь агентом советской разведки…»
К весне 1943 года, несмотря на истерические заклинания Геббельса о неизбежной победе над большевизмом, каток Красной армии одну за другой подминал под себя дивизии вермахта и, набирая скорость, неумолимо катил на запад. С каждым месяцем среди гитлеровцев все меньше оставалось тех, кто слепо верил в подобную чушь, а самые дальновидные подумывали о том, как спастись от неминуемой катастрофы.
Волков — Дуайт-Юрьев не стал исключением. Стреляный воробей, испытавший на своей шкуре тяжелую руку советской контрразведки, он держал нос по ветру и не особенно верил славословиям в свой адрес, на которые не скупился Курмис. Теплого местечка в штабе «Русланд Норд» ему не дали, а сомнительная слава «борца с большевизмом» — командира объединенных разведывательно-диверсионных групп в Коми — его не прельщала.
Но не только это подвигло Виктора на решающий разговор с Волковым. В нем он видел одну из множества жертв революции, прокатившейся кровавым колесом по России. В двенадцать лет, потеряв отца, родину и без гроша в кармане оказавшись с больной матерью и малолетней сестрой на чужбине, Николай рос в слепой ненависти к большевистской России. Служба в германской разведке нисколько не приблизила его к цели — освобождению родины от большевизма. А после сокрушительных поражений вермахта под Сталинградом и на Северном Кавказе от этих его иллюзий не осталось и следа. Он задыхался в удушающей, пронизанной всеобщим доносительством атмосфере «Цеппелина» и не желал покорно идти на убой, которым грозила задуманная Курмисом и Куреком операция в Коми.
Поэтому когда Виктор затеял разговор о разрыве с «Цеппелином», Николай понял его с полуслова и сам предложил искать выход на советскую разведку. В том, что ее разведчик находится рядом, он долго не мог поверить. Виктору, чтобы его убедить, пришлось рассказать о Блинове и причинах провала его диверсионной группы. И Николай поверил, но через минуту помрачнел. Предстоящая заброска в Коми страшила не только своей непредсказуемостью, но и тем, что контрразведчики могли не помиловать его за прошлые преступления.
