Русская муза парижской богемы. Маревна | страница 11
Диего Ривера – художник, создавший мексиканскую живопись, был сумасбродный, впечатлительный, испорченный, легко возбудимый. «Мы подружились, – писал Эренбург, – мы были крайним флангом «Ротонды». Диего мне рассказывал про Мексику, я ему – про Россию. Диего жил в Париже, но всегда перед его глазами были рыжие горы, покрытые колючими кактусами, крестьяне в широких соломенных шляпах, золотые прииски Гуанахуато, непрерывные революции…»
Про Россию ему рассказывала и Маревна, с которой они все чаще виделись. Иногда это происходило случайно, но чаще всего у Риверы в мастерской. Внешне Диего был малопривлекателен – огромный, очень полный, он всегда был неряшливо одет. Но он привлекал к себе внутренним огнем, который, казалось, никогда не затухал. Его лицо было невероятно подвижно – на нем отражалась целая гамма чувств и эмоций. Когда он начинал говорить, его большие выпуклые глаза загорались. Диего был болен, вследствие перенесенной в Мексике тропической лихорадки, у него развилась эпилепсия. Его внезапные припадки пугали тех, кто становился их невольным свидетелем. Терпеливая Ангелина говорила, что во время его припадков с ним нужно обращаться очень мягко, как с ребенком.
Две женщины – Ангелина и Маревна – два полюса. Их дружба впоследствии стала враждой. Они любили одного мужчину, а он – большой, нетерпеливый ребенок, метался между ними, запутавшись в своих чувствах. Как-то Ангелина сказала Маревне: «Я не так уж боюсь этих женщин. Они обычно очень глупенькие – кокетки, которым хочется видеть всех мужчин у своих ног. Они быстро ему надоедают. Я закрываю на это глаза, и он, в конце концов, всегда возвращается ко мне». Наверное, это было предупреждение. Но Маревна поняла это слишком поздно…
КЛЯТВА НА КРОВИ
В Париже свирепствовала жесточайшая эпидемия гриппа – нетопленные мансарды, полуголодное существование подтачивали здоровье людей. Свалила болезнь и Маревну, ее опасное дыхание она почувствовала в тот вечер, когда пришла вместе с Эренбургом и Пикассо в мастерскую Риверы. Время промчалось незаметно, она делала наброски портретов Риверы и Пикассо, старалась сдерживать сильный кашель, но он прорывался наружу тяжелыми свистящими звуками. Ангелина недвусмысленно поглядывала на часы – время перешагнуло далеко за полночь. Маревна сложила бумагу, карандаши, поднялась, чтобы уходить, но тут вдруг Ривера сказал: «Маревна больна. У нее сильная простуда. Я знаю, что у нее в мастерской нечем топить. Она останется здесь, будет спать за ширмой».