Тесть и теща позвонили из машины, сообщив, что по пути из своего летнего домика в Дордони они попали в пробку на брюссельской окружной дороге и что ждать их не нужно; я не знал, что было меньшим из двух зол — их отсутствие на ужине или перспектива увидеть их позже вечером.
Голова опять разболелась, поэтому я выдавил под столом две таблетки нурофена из блистера и, улучив момент, когда никто не смотрел на меня, смыл их в горло, вылив туда бокал ледяного белого вина. Ивонна рассказывала про новую школу Вилко, где ему «наконец стали уделять то внимание, какого он — с его-то способностями — заслуживает»; лет в пять, не больше, родители сводили его для тестирования в психологическое бюро, которое специализировалось на «одаренных» детях, так что результат более или менее соответствовал ожиданиям.
Каждый раз, когда с их губ сходило слово «одаренный», Ян и Ивонна опускали глаза; этот текст не произносился, но посвященные понимали с полуслова: как ребенок может быть «одаренным», если оба родителя не обладают способностями выше средних? А вдруг и Ян, и Ивонна, пройдя хитросплетения психологического теста, тоже оказались «одаренными»? Дело несколько осложнялось тем, что Вилко, помимо «одаренности», страдал еще двумя заболеваниями: синдромом дефицита внимания и гиперактивности, а также дислексией. Шурин и невестка не упускали возможности подчеркнуть, как им «тяжело» с восьмилетним сыном. Сам Вилко, похоже, не испытывал неудобств от своего исключительного положения. Этот погруженный в себя мальчуган редко вмешивался в разговоры взрослых. Его жизнь протекала преимущественно у него в голове; иногда он настолько погружался в свои мысли, что начинал шевелить губами. Когда один из родителей спрашивал его о чем-нибудь, он давал ответы в таком духе: «Это я уже давно знаю» или «Папа, ты рассказываешь мне это уже в третий раз» — ответы, которые вызывали у родителей умильную улыбку.
Их шестилетняя дочь Тамар была совсем не такой — милая, стеснительная девочка с хорошеньким личиком. По причине «ленивого глаза» она носила очки, но они, казалось, лишь подчеркивали ее красоту. Порой ее увеличенные из-за очков глаза не отрываясь смотрели на кого-нибудь застенчиво и кокетливо одновременно. Время от времени на улице она ни с того ни с сего хватала меня за руку и щипала. Помню, как в один прекрасный день во время общей прогулки мы с Тамар пошли купить выпивку, а потом не смогли найти остальных; через некоторое время мы прекратили поиски. Я купил билеты на колесо обозрения, а потом на надувной батут и автодром. Наконец, мы сели на бочкообразную лодочку и догребли до середины пруда с лебедями, утками и другими водоплавающими птицами. Тут внезапно пошел дождь. Сначала пролилось лишь несколько капель, но вскоре они превратились в сплошную стену ливня, берега скрылись из виду, и на пруду осталась только наша лодка. Сначала я проклинал все парки развлечений на свете, особенно те, где есть пруды и бочкообразные лодочки, но перестал ругаться, когда увидел лицо Тамар. Между мокрыми прядями волос пылали румяные щеки, из-за запотевших стекол улыбались ее прекрасные глаза.
