— Кайнене? — шепотом окликнул Ричард.
Глаза ее оставались полуприкрыты, дышала она все так же мерно.
— Схожу прогуляюсь, — сказал Ричард, хоть и был уверен, что Кайнене не слышит.
Икеджиде в саду собирал апельсины; его форменная куртка задиралась, когда он сбивал их палкой.
— Доброе утро, сэр, — поздоровался Икеджиде.
— Kedu? — спросил Ричард. Он не стеснялся говорить на игбо со слугами Кайнене, настолько бесстрастными, что можно было не следить за оттенками речи.
— Хорошо, сэр.
— Jisie ike.[53]
— Спасибо, сэр.
Ричард ушел в глубь сада, где сквозь гущу ветвей белели гребни волн, вернулся к дому, прошелся немного вдоль грязной заброшенной дороги и повернул назад. Кайнене, лежа в постели, читала газету. Ричард забрался к ней под одеяло. Кайнене нежно провела ладонью по его волосам.
— Что с тобой? Ты со вчерашнего дня сам не свой.
Ричард пересказал ей разговор с Океомой и, не дождавшись ответа, добавил:
— Помню, в той статье, откуда я узнал об искусстве Игбо-Укву, оксфордский профессор писал: «Изысканность рококо, виртуозность, достойная Фаберже». Я запомнил слово в слово, так и написано. Я влюбился в одну эту фразу.
Кайнене свернула газету и положила на тумбочку у кровати.
— Не все ли тебе равно, что думает Океома?
— Я люблю и ценю ваше искусство. Это несправедливо — обвинять меня в чванстве.
— Ты тоже не прав. По-твоему, любовь не оставляет места другим чувствам? Любовь не мешает смотреть свысока.
Ричард вынужден был согласиться.
— Я сам не знаю, что делаю. Не знаю даже, писатель я или нет.
— И не узнаешь, пока не начнешь писать, верно? — Кайнене встала с постели, ее худенькие плечи отливали металлом, как у статуэтки. — Вижу, тебе сегодня не до гостей. Позвоню Маду и скажу, что мы не придем.
После звонка Маду она вернулась, села на кровать, и Ричард, несмотря на разделившее их молчание, ощутил прилив благодарности за ее прямоту, которая не оставляла ему места для жалости к себе, для самооправданий.
— Однажды я плюнула в папин стакан с водой, — неожиданно сказала Кайнене. — Без всякой причины. Просто так. Мне было четырнадцать. Если бы он выпил, я была бы страшно рада, но Оланна, конечно, поскакала менять воду. — Кайнене вытянулась рядом с Ричардом. — Твоя очередь. Расскажи о своем самом гадком поступке.
Было приятно касаться ее гладкой прохладной кожи. Было приятно, что она так легко отменила вечер с майором Маду. Ричарду было совсем неинтересно знакомиться с женой этого типа.
— Делать гадости у меня не хватало пороху, — сознался он.
