Но до тех мест ему предстояло добираться через весь восток города. Не самое спокойное место — хотя и не полные трущобы, которые располагались на юге. Тут жили те, кто имел постоянную (и традиционно плохо оплачиваемую) работу.
Вечерние улицы были полны народом, прокатывали экипажи, шуршали шинами немногочисленные автомобили, звенел неутомимо бегающий до глубокой ночи трамвай, самый популярный в силу дешевизны в городе вид общественного транспорта… На тротуарах — людно, слышался смех, перемигивались рекламы… Но Колька отметил, что привычных реклам стало меньше, зато появилась в большом количестве совсем новая — сильно напоминавшая имперскую общественно-социальную. А вместе с обычными полицейскими патрулями то и дело попадались незнакомые — тройки молодых мужчин в штатском, но с повязками государственных цветов на правой руке и с короткими дубинками в ней же. На поясах у них висели пистолеты в открытых белых кобурах.
Свернув в боковой проулок, Колька буквально наехал передним колесом на компанию молодёжи, курившую у двери, над которой золотые, алые и серебряные волны пробегали по названию:
БАР РАДУГА
Соскочил (подковки звонко цокнули по бетону) и поставил "харлей" на подножку, не обращая внимания на злые голоса:
— Ты чё, обалдел?!
— Ты, слышь?!
— Куда прёшь, козёл?!
Они отскочили к стенам проулка, когда Колька лишь на мгновение задержал на них взгляд — мгновение вполне достаточное для того, чтобы вся агрессия исчезла с лиц, уступив место узнаванию…
…Внутри по стенам разбегались, играли в догонялки, огни светомузыки. Из спрятанных по углам мощных динамиков грохотал спортданс, и в такт ему волновалось на танцплощадке людское… ну, море не море — озеро. Небольшое озерцо. Столики вдоль стен почти все были заняты, народ группировался и возле подоконников — с бокалами в руках. Около стойки мест не было тоже, но Колька совершенно спокойно направился туда.
Он не стал дожидаться, когда место появится. Рука в краге легла на пластик под мрамор, движение локтя, по компании у стойки прошла волна — и Колька оперся на стойку обеими руками и грудью.
— Позови Степана, — сказал он бармену. Тот кивнул и нажал кнопку под стойкой. Сосед Кольки слева — юноша лет семнадцати в потёртой замшевой куртке, что-то выговаривавший лохматому мальчишке лет десяти-двенадцати, стоявшему рядом и смотревшему в угол — начал медленно поворачиваться, но Колька опередил его:
— Привет, Антон.
— Ты?! — лицо парня — худое, острое — просияло. — Ветерок?! Правда ты, что ли?!
