Принц Хампердинк взял её руку, высоко поднял, и толпа разразилась одобрительными криками.
– Достаточно, мы не хотим слишком большой шумихи, – сказал принц, и направился обратно в замок.
– Они ждали, особенно некоторые, так долго, – ответила Лютик. – Я бы хотела пройтись между ними.
– Мы не ходим среди простолюдинов, если этого возможно избежать, – сказал принц.
– В своё время я знала более чем достаточно простолюдинов, – возразила ему Лютик. – И я не думаю, что они навредят мне.
И с этими словами она покинула балкон, через мгновение появившись на широкой лестнице замка, и, в одиночестве, с распростёртыми объятиями, спустилась к толпе.
Куда бы она ни направилась, толпа разделялась. Она пересекала и перепересекала Большую площадь, и каждый раз люди перед нею расступались, давая ей дорогу. Лютик шла, двигаясь медленно и с улыбкой, одна, словно какой-то земной мессия.
Большинство бывших там людей никогда не смогут забыть этот день. Никто из них ни разу в жизни не был так близко к совершенству, и большинство сразу же полюбило её. Были, конечно же, те, кто, хотя и признавали, что она была довольно приятна, воздерживались от оценки её в качестве королевы. И, конечно же, были и те, кто просто завидовал. Лишь немногие ненавидели её.
И лишь трое планировали её убить.
Лютик, конечно же, ничего этого не знала. Она улыбалась, и когда люди хотели прикоснуться к её платью, она позволяла им, и когда они хотели прикоснуться к её коже, она позволяла им и это. Она упорно училась держаться по-королевски, и очень хотела справиться с этим, а потому сохраняла осанку прямой, а улыбку нежной, и, если бы кто-то сказал ей, что смерть её была так близка, она бы лишь посмеялась. Но
в самом дальнем углу Большой площади
в самом высоком здании в округе
в темноте самой тёмной тени
человек в чёрном стоял в ожидании.
Его сапоги были из чёрной кожи. Его штаны были чёрными, как и его рубашка. Его маска была чёрной, чернее воронова крыла. Но самыми чёрными были его сверкающие глаза.
Сверкающие, жестокие и неумолимые.
После своего триумфа Лютик была сильно изнурена. Прикосновения толпы утомили её, поэтому она немного отдохнула, а затем, во второй половине дня, надела свой костюм для верховой езды и пошла за Конём. Лишь эта часть её жизни не изменилась за предшествующие годы. Она всё так же любила кататься верхом, и каждый день, позволяла то погода или нет, она в течение нескольких часов ездила одна по раскинувшимся за замком диким землям.
