И именно поэтому смерть Уэстли потрясла её так сильно.
Он написал ей перед отплытием в Америку. Его корабль назывался «Гордость Королевы», и он любил её. (Все его предложения заканчивались так: Сегодня идет дождь, и я люблю тебя. Моя простуда уже почти прошла, и я люблю тебя. Передавай Коню привет, и я люблю тебя. В этом духе.)
Затем писем не было, но это было объяснимо; он был в море. А потом она услышала. Она вернулась домой, доставив молоко, и её родители сидели остолбенев.
– Неподалеку от берега Каролины, – прошептал её отец.
Её мать прошептала:
– Без предупреждения. Ночью.
– Что? – спросила Лютик.
– Пираты, – сказал её отец.
Лютик подумала, что ей будет лучше присесть.
Тишина в комнате.
– Его взяли в заложники? – выдавила из себя Лютик.
Её мать покачала головой.
– Это был Робертс, – сказал её отец. – Ужасный Пират Робертс.
– О, – произнесла Лютик. – Который никого не оставляет в живых.
– Да, – отозвался её отец.
Тишина в комнате.
Внезапно Лютик затараторила:
– Его зарезали?.. Он утонул?.. Они перерезали ему горло во сне?.. Они разбудили его, как вы думаете?.. Наверное, они забили его до смерти… – Тут она встала. – Я становлюсь глупой, простите меня. – Она покачала головой. – Как будто важно, как именно они сделали это. Простите меня, пожалуйста. – И с этими словами она поспешила в свою комнату.
Она оставалась там много дней. Поначалу родители пытались выманить её, но она не поддавалась на их уговоры. Они стали оставлять ей еду под дверью, и она съедала немножко, лишь столько, сколько ей было необходимо, чтобы оставаться живой. Изнутри ни разу не донеслось никакого шума, ни плача, ни других звуков горя.
И когда она наконец вышла наружу, её глаза были сухи. Её родители завтракали в молчании. Они посмотрели на неё и стали было вставать, но она жестом остановила их. «Я могу сама о себе позаботиться, благодарю», – и она начала готовить себе еду. Они внимательно наблюдали за ней.
В сущности, она никогда не выглядела столь хорошо. Когда она вошла в свою комнату, она была лишь невероятно прелестной девушкой. Вышедшая к ним женщина была чуть тоньше, намного мудрее, на океан печальнее. Она понимала природу боли, и за великолепием её черт были видны характер и неоспоримое знание страдания.
Ей было восемнадцать. Она была самой прекрасной женщиной за сотню лет. Ей было всё равно.
– У тебя всё в порядке? – спросила её мать.
Лютик сделала маленький глоток какао.
– Всё хорошо, – сказала она.
– Ты уверена? – переспросил её отец.
