– Даже если б я и забыл, им не понадобилось бы всё это, чтобы собрать их, – он указал в направлении парадного крыльца фермы, всё ближе и ближе к которому приближались граф и графиня, и все их пажи, и солдаты, и слуги, и придворные, и сторонники, и экипажи. – Что они могут хотеть от меня? – сказал он.
– Иди узнай, иди узнай, – велела ему мать Лютик.
– Ты иди. Прошу.
– Нет. Ты. Прошу.
– Пойдём вдвоем.
Они пошли вдвоем. Трепеща…
– Коровы, – сказал граф, когда они приблизились к его золотой карете. – Я хотел бы поговорить о ваших коровах. – Он сидел в глубине кареты, и тень затемняла его тёмное лицо.
– Мои коровы? – переспросил отец Лютик.
– Да. Видите ли, я собираюсь завести небольшое молочное хозяйство, а поскольку ваши коровы славятся как лучшие во Флорине, я подумал, что мог бы выведать ваши секреты у вас самих.
– Мои коровы, – только и смог повторить отец Лютик, надеясь, что не сходит с ума. Ибо в действительности его коровы были ужасны, и он отлично об этом знал. Многие годы он не слышал от деревенских жителей ничего, кроме жалоб. Если бы кто-то ещё мог продавать молоко, он бы вмиг прогорел. Конечно, дела пошли в гору, когда мальчик с фермы стал батрачить на него – несомненно, мальчик с фермы умел кое-что, и жалоб уже практически не было – но это не сделало его коров лучшими во Флорине. Тем не менее, с графом не спорят. Отец Лютик повернулся к своей жене. – Что бы ты назвала моим секретом, дорогая? – спросил он.
– О, их так много, – сказала она – она не была дурой, по крайней мере не в отношении качества их скота.
– У вас нет детей, верно? – осведомился в этот момент граф.
– Есть, сэр, – отвечала мать.
– Тогда приведите мне её, – продолжил граф, – возможно, она соображает побыстрее, чем её родители.
– Лютик, – обернувшись, позвал отец. – Выйди сюда, пожалуйста.
– Откуда вам известно, что у нас дочь? – поинтересовалась мать Лютик.
– Догадка. Я предположил, что должно быть либо так, либо иначе. Иногда мне везет больше, чем… – в этот момент он просто потерял дар речи.
Потому что в поле его зрения появилась Лютик, спешащая к родителям из дома.
Граф вышел из кареты. Он грациозно сошёл на землю и встал практически неподвижно. Он был крупным мужчиной, с чёрными волосами и чёрными глазами и великолепными плечами, в чёрном плаще и перчатках.
– Реверанс, дорогая, – прошептала мать Лютик.
Лютик изобразила свой лучший реверанс.
А граф всё продолжал смотреть на неё.
Поймите, она едва-едва входила в топ-двадцать; её волосы были непричёсанны и грязны; ей было всего семнадцать, и кое-где её тело ещё сохраняло остатки детской пухлости. С ребёнком ничего не было сделано. В ней не было ничего, кроме потенциала.
