— Знаю, — проговорил Шейлок. — Но откуда знаете вы?
— Моя жена мне сказала. Они говорили о Джессике во время миквы. — Рабби оправил свое одеяние, спустился с возвышения и сел рядом с Шейлоком. — Ваша дочь не сидела с женщинами два месяца.
Шейлок промолчал.
— Куда она ходит? — спросил рабби.
— Que me sepa! Откуда я знаю! — раздраженно воскликнул Шейлок. Потом, уже спокойнее, продолжил: — Однажды знакомый христианин сказал мне, что видел ее в церкви Сан-Марко. — Он посмотрел на рабби, в его темных глазах застыла боль. — Смотрела на образ, написанный художником Тицианом, и головной убор она сняла.
— Ах, ну, мы все ненавидим цветные шляпы.
— Не в том дело!
— Я знаю, — спокойно сказал Мадена.
Они посидели рядом, грустно глядя на закрытый ковчег для свитков Торы.
— Она разобьет мое еврейское сердце, — через некоторое время повторил раввин.
— И мое! — Шейлок внезапно обернулся к Мадене и произнес страдальческим голосом: — Церковь забрала ее мать, и все-таки она кидается к ней с распростертыми объятиями! Она…
— Она не знает, что церковь забрала ее мать, — холодно перебил его Мадена.
Шейлок замолчал. Через некоторое время он сказал:
— Один ты в Венеции знаешь, что сталось с моей Лией. Я говорил об этом один раз и никогда больше этого не сделаю. Я не хочу осквернять уши моей дочери этой историей.
— Ну хорошо, — загадочно произнес Мадена.
Шейлок задумался, ничего не ответив. Потом вернулся к прежней теме:
— Не знаю, что с ней делать. Я пренебрег всеми обычаями, обучив ее, женщину, Закону. А она отвергает все мои указания! Моя Лия кинулась к Закону, как томимый жаждой олень. Она пила учение, как свежую воду, глотала его, как манну небесную, но Джессика! И девочка со мной почти не разговаривает, она закрытая шкатулка.
— Да.
— Это ранит!
— Да.
— Внешне она вылитая мать, и я люблю ее больше жизни. Но она злит меня так, что ты и представить себе не можешь. Она поклоняется… внешнему! И не знает цену себе. Она подвергается опасности от этих молодых христианских обезьян, которые не знают цену ей. Я видел, как они пялятся на нее, даже когда ее волосы закрыты. Один их взгляд бесчестит ее!
— Может быть, она знает об этом, Шейлок. Джессика не глупая.
— Тогда почему?..
Мадена вздохнул и некоторое время посидел молча. Потом он сказал:
— У меня пятеро сыновей. Я не знаю, как обращаться с дочерями. Но думаю, твоя суровость…
— Ты называешь наш Закон суровостью?
— Я называю наш Закон свободой. Я называю суровостью ненависть.
