— Вы еще слишком молоды, чтобы знать что-нибудь о кровопролитии, — добавил он.
— Мне семнадцать. И я не собиралась рассматривать оружие.
Он пожал плечами.
— Это хорошо. Тем более, даже если бы и захотели, вы все равно не смогли бы его купить. Этот меч, — он слегка постучал по острию меча ногтем с кровоподтеком, — обещан тоже молодому человеку, некоему венецианскому мориску[4]. — Мужчина повесил клинок на стену. — А это кольцо с бирюзой я сделал, как делаю все свои безделушки, из остатков серебра, золота и камня, которые использую для рукояток и эфесов мечей. Отходы. Я превращаю их в драгоценности и в другие интересные вещи, а почему бы и нет? Почему они должны пропадать зря? Я спросил молодого мавра, не хочет ли он такую безделушку. Я рассказал ему, что серебряные нити служат оправой для прекраснейшей бирюзы из Константинополя. Из королевства неверных. Мавр только засмеялся и сказал, что он — солдат и никогда не женится, а потому что ему делать с кольцом? И все-таки оно не продается, senora doncella, несмотря на царственное пренебрежение молодого человека. Я держу его здесь на полке для своей дочери. — Он указал на сидящую девочку, которая кивнула, поджав губы, и молча продолжала считать. — Ей нравится рассматривать перстень. Это мужское кольцо, и однажды она вручит его своему мужу. — Он вдруг повернулся к дочери и сказал: — Иди! Пора есть.
Девочка послушно соскользнула с высокой табуретки. Она положила на стопку последнюю монету и исчезла в задней части лавки.
Мужчина снова повернулся к Лии.
— Взгляните еще раз на рукоятку. — Он указал на рукоятку меча, который повесил на стену. Ее глаза последовали за его пальцем и остановились на мелко выгравированной эмблеме. — Это мой знак, такой же висит снаружи на лавке, под вывеской «Хулиан дель Реан». Прекрасные мечи из Толедо». Можете мне сказать, что это такое?
— Конечно, сеньор, — ответила Лия. — Собака.
Мужчина одобрительно засмеялся.
— Хорошо! Большинство считает — лиса. Это собака, потому что я — мавр, а они, видя нас, думают, что мы — собаки. Вы так не считаете, сеньора?
Лия, прищурившись, удивленно взглянула на него.
— Нас? — переспросила она. — Но я — христианка.
— Но не очень давняя, senora doncella.
Ей стало жарко.
— Мое имя Елизавета де ла Керда. Мой отец — идальго, благородный человек! Его имя Себастьян де ла Керда.
— О!.. А ваша мать?
Лия посмотрела на него.
— Моя мать умерла, — неохотно проговорила она.
— Пусть покоится в мире, как все добрые христиане, — вкрадчиво проговорил мастер. — Было время, немного меньше века назад, когда христианская земля, где она, без сомнения, похоронена, принадлежала синагоге дель Трансито. Толедо тогда был городом трех вероисповеданий. Потом стало не так. Но мир должен в будущем пребывать в такой гармонии, да? Все вернется. Кажется, старое время повторяется в новом. Господь об этом позаботится, как говорит Священное Писание.
