Они лежали на соломе около школы. Били им по груди, и у обоих рубахи набрякли кровью. На свежую кровь набросились мухи. Люди боялись подходить, смотрели издали и уходили — подальше от этого жуткого места. Пополудни возле школы появился Капский. Широкоплечий, грузный, он двигался тяжело, лицо было мокрое от пота.
Убитые как упали, так и лежали: Хведор — подломив под себя правую руку, Шалай — упершись головой в стену, подбородком в грудь. Светило солнце.
Капский перетащил Лександру в тень, положил поровнее, перетащил Хведора, положил рядом. Развязал им руки, прикрыл лица и грудь постилкой.
Забирать их из Липницы поехали Анай и старуха Юрчонкова. Анай доводился Лександре родным дядькой, а Юрчонкова была повитухой близнецов Вержбаловича. «Нам уже ничего не страшно на этом свете, а на том — бог батька», — говорил Анай, устраиваясь на сене в передке подводы, на которой сидела в ожидании старуха Юрчонкова — в большом черном платке, молчаливая, словно неживая.
Мужчины разделились: одни пошли на кладбище копать две могилы, а Игнат с Тимохом Зарецким делали домовины. Не стали ждать, покуда привезут убитых, чтобы снять мерки. Делали домовины на вырост, чтобы не было тесно. Давно Игнат не брал в руки столярного инструмента, давно на его подворье не стоял густой смолистый запах. Не знать бы такой радости вовек.
Роняли слова редко, по крайней надобности — поднести доски, примерить, подогнать, обрезать… А то и вовсе молчали, погруженные в свои думы.
Всяких смертей насмотрелся Игнат, когда отступал из-под Белостока, — умирали дети, бабы, старики… Страшнее всего — бомбы, да если еще человек не попадал под них и не знает, что это такое. Стоит будто вкопанный или бежит, выпялив от ужаса глаза, вместо того чтобы броситься наземь, затаиться, перележать…
Солдатская смерть — дело обычное. Солдату смерть как бы самим уставом предписана. Кто, если не солдат, может и обязан заступить дорогу врагу. И не просто заступить — уничтожить его, чтоб и следа не осталось. А нельзя иначе — так и умри. Умри, но не допусти надругательства над людьми.
Конечно, умирать никому неохота. Но и тут у солдата своя мерка. Он должен уметь убить врага. Пересилить, перехитрить, обмануть и убить. А самому выжить, чтобы делать свое дело дальше и радоваться всему, что есть на свете живое. Для того тебя и строю учили, и винтовку дали, и к орудию приставили. Ты — солдат, и ты должен… Не ты на его землю пришел, а он на твою… Со смертью пришел. И ты должен найти способ не дать убить себя… Должен. Но как же так получилось, что двоих — Хведора и Лександры — уже нету? И все вышло так просто! Взяли, как овечек из хлева. Давно ли говорил Лександра: «Мы еще повоюем. А ежели большего не удастся, то хоть свою жизнь разменяю на чужую: смерть на смерть». А вышло, что и этого сделать не успел. И Хведор тоже. Приехали, скрутили руки, поставили к стенке и расстреляли. И помогал ведь свой же, сосед. Да кому помогал!.. «Дай тебе боже разум, а мне гроши…» «Были когда-то свои, а только теперь…» «И ты тоже, вопщетки…» «Там разберемся…» Разберемся!..
