— Куда уж ближе… Нога и теперь никак не разойдется, — ответил Лександра. Ему понравилось, что этот задавака Мостовский как будто начал смотреть на жизнь по-человечески. — А случится, то, по моему понятию, потенциально нам придется воевать с немцами.
— Как это — потенциально? — присвистнул Стась. — Ты что, газет не читаешь? Не знаешь, что у нас говорят про немцев?
— Читаю и думаю, — вспылил Лександра. — Потенциально — потому что фашисты наш первейший враг. А где этот враг сидит?
— Всюду сидит, куда ни кинь.
— Всюду-то всюду, а в Германии в особенности, во что я тебе скажу.
— Ну, если так, то нам туго придется.
— Почему это туго? — Лександра даже соскочил с грядки телеги.
— А потому, что сила у них большая, техника…
— Ты во что… сила. На силу тоже есть сила… Думаешь, у него, Маннергейма, не было силы?.. Ты это перестань… — припугнул Лександра.
— Я и перестал, — Стась криво усмехнулся. — Чего ты вскочил? Все равно как я про Маню Болбасову что-нибудь сказал… Тьфу! — и Стась плюнул под ноги.
— А оттого я вскочил, чтобы думал, что говоришь. Болбасы — люди как люди, и Маня тоже, пожалуй, неровня иным хуторянским. А сумневаться в нашей силе мы никому не позволим. — Лександра произнес «мы» с особым нажимом, чтоб было ясно: себя он причислял к этим «мы» едва ли не в первую очередь.
— Я и не сумневаюсь в нашей силе. Я говорю, что и у него сила большая. А Маня… Нравится тебе, так и ходи на здоровье.
Было ясно как день: с этим Стасем так просто не разойдешься. И Лександра, быть может, впервые по-настоящему почувствовал невыгодность ситуации, в которую его ставила раненая нога. Была бы она здоровая, он по-другому поговорил бы со Стасем… И Маню приплел… Какое твое собачье дело, к кому я хожу. Видишь ли, он дозволил: «Нравится, так и ходи на здоровье!..»
Вержбалович редко встревал в подобные разговоры, а когда и встревал, то больше затем, чтобы напомнить о своем: война войной, а вон картошка не вся еще посеяна, да и сады надобно подмолодить, эти финские морозы наполовину деревья проредили. Однако ему крайне не понравились слова Стася Мостовского и то, как они были сказаны.
— Ты плюешь так, будто знаешь что-то такое, чего никто не ведает. Гляди, доплюешься, — предупредил он Стася.
— Ты мне, может, и плюнуть запретишь? — показал и ему зубы Стась. — Повестка на руках. И меня вызывают в военкомат. Что-то дадут в руки. Пойду послужу.
— Плевать плюй, только выбирай, куда плюнуть… Разум надо иметь, — уже спокойнее заметил Вержбалович.
