Ни Стась, ни Любомир не заметили, что хата окружена, не услыхали они и как затворились ставни на окнах в другой половине. Они изрядно выпили и спокойно закусывали.
За окном, через улицу, за черноземом огородов, напоминая перевернутую зубьями кверху пилу, стоял лес, и над ним огромным рдяным кругом висело солнце. Оно повисло над самыми зубьями этой темной пилы, словно боялось порезаться. Багровый отсвет лег на бурое, вспотевшее от горелки лицо Стася, и оно засветилось, точно обливной горшок.
— Какое большое солнце, — заметил Любомир и нервно усмехнулся.
И тут в комнате потемнело, — казалось, с одной стороны на небо надвинулась черная туча. Стась как откусил огурец, так и застыл, будто к его затылку приставили дуло пистолета. Он тут же крутнулся, бросил взгляд на окно за спиной. Там, где было окно, стало темно.
— Обложили! — только и вымолвил, хватаясь за автомат. Окинул глазами хату. Печь стояла подле глухой стены. Через открытую дверь в другую половину видна была кровать с горой подушек. — Хватай подушки и сюда, на печь! — глухо, вполголоса приказал Любомиру, а сам стал спиной к печи. Окно было перед ним, дверь справа.
— Зачем? — не понимал Любомир.
— Делай, что говорят…
В это время ставни на последнем окне медленно, как бы сами по себе, стали закрываться. В хате еще больше потемнело, и Стась как стоял с автоматом у живота, так и ударил из него чуть выше подоконника. Ставни отскочили назад. Стало светлее. Стась метнулся к двери, взял ее на крючок.
Любомир тем временем перенес и вскинул на печь четыре или пять подушек.
— Что ты делаешь?! — закричал он на Стася, когда тот дал вторую очередь в окно. — Мы же пришли сдаваться.
— Я им сдамся! Бери карабин и на печь… Это наш последний бастион.
— Ста-ась! — простонал Любомир. Голос его дрожал. — Я думал, ты хоть теперь… Мы ведь с тобой договорились…
— Кому сказал! — прикрикнул Стась, повернувшись к нему. Дуло автомата было наставлено в живот Любомиру.
Тот послушно взял карабин и полез на печь.
Очередь со двора через угловое окно никого не задела. Чуть не вся она вошла в поперечную стенку, делившую дом на две половины, но три пули пощепали стену над столом — как раз в том месте, где несколько минут назад сидел Любомир. Одна зацепила графин с самогонкой. Горелка залила пол, растеклась по нему темным пятном. Стась кинулся к печи и резанул в ответ. На эту очередь со двора не отозвались, но и в хате стало темно: закрылись ставни того окна, возле которого они сидели. Стась стал на зачинок, заглянул на печь. Любомир сидел в углу, вытянув ноги. Подушки загораживали пространство от двери и от окна, с двух других сторон были стены.
