Застать на месте ее управляющего было просто невозможно. Мне говорили: «Пузырев в облисполкоме», «Пузырев на сессии», «Пузырев на комиссии».
Я звонил и туда и сюда, но обнаружить этого неуловимого человека не мог нигде.
«Какая странность, — думал я, — с министром легче встретиться, чем с этим хранителем бочек и бумажных мешков!»
Мои раздумья прервал старичок вахтер:
— В исполкоме, вам сказали, наш Виктор Васильевич? А вы прямо туда и ступайте. Он где-нибудь в коридоре на подоконнике сидит, ногами болтает. Любит он там бывать…
Заметив мое недоумение, старичок добавил:
— Идите, идите. А как опознать его, сейчас скажу: высокий такой, с лысинкой, но моложавый. Костюм в полоску.
Приметы оказались точными. Пузырева я нашел на втором этаже. Он сидел на подоконнике и вел тихую беседу с каким-то мужчиной. Судя по тому, что оба непрестанно улыбались, речь шла о приятном и веселом.
— Простите, вы будете Пузырев? — спросил я обладателя полосатого костюма.
— Да, — ответил он, и улыбка мгновенно исчезла с его лица. Оно выражало теперь великую серьезность, даже государственную озабоченность.
Потом я видел Пузырева еще несколько раз, и «секрет подоконника» мне стал ясен. Тарная база страшно тяготила Пузырева. Он жаждал деятельности более широких масштабов. Но поле для нее ему не предоставляли.
Тогда Пузырев решил сам поднять свою личность. Пусть люди думают, что он больше и выше, чем есть на самом деле.
Приходит человек к управляющему базой, а ему конфиденциально, полушепотом сообщают: «Пузырев наверху!» Ага, значит, он там нужен. Значит, «наверху» к нему есть особые дела.
А Пузырев на подоконнике.
Впрочем, это сидение имело и другой плюс для Виктора Васильевича. Составляется, например, в исполкоме какая-нибудь комиссия. Один отказался, другой болен, третий в отъезде. И вдруг кто-то спохватывается:
— Постойте, я сейчас Пузырева видел. Если он не ушел…
Но Виктор Васильевич всегда под рукой.
И вот Пузырев уже «нагружен». И вот на лице его эпическая задумчивость. И он говорит басовито:
— Тут надо, понимаешь, вникнуть…
А потом встречает на улице знакомых и неутешно сокрушается:
— Дыхнуть не дают! Еще в одну комиссию включили…
Обычно спокойный, уравновешенный, Виктор Васильевич терял эти качества в дни, предшествовавшие торжественным заседаниям. Переживал, куда дадут билет. Не дай бог, на балкон. Да и в партере не все ряды устраивают. Дальше пятого ряда — уже позор.
И если Пузыреву вручали билет в шестой, он бледнел и срывающимся голосом говорил, что это интриги, подкоп под авторитет его учреждения…
