Три времени ночи | страница 34



— Он знает, как открывать все двери, это я о Лоране. Флорис и Жак тоже умеют. И многие женщины предместья. Таким образом они добывают вещи, одежду и многое другое. Лоран очень богат, у него в тайнике серебро и золото. Когда-нибудь мы уедем в другие края, если только сможем. Но мы не сможем. Дьявол…

Может ли Анна удержаться на пороге тайны, которую ей предлагают столь самоотверженно? Разве ей когда-нибудь что-нибудь предлагали, например другую тайну? Ее оттолкнул отец, ее оттолкнула Мари, ее покинули монахини, которые больше не интересовались ею, и вот поэтому ее снедала мучительная жажда познания, свойственная брошенному ребенку, страстное желание участвовать и играть — ведь кто знает, может быть, Кристиана тоже немножко играет?

Анна спрашивает:

— Дьявол?

— Бывают сборища, пиры, видения… Собирается много народу, женщины из нашего города, встречаются и весьма высокопоставленные…

— Разве это возможно?

— Потом все рассеивается как сон. Но это не сон. Остаются шрамы, следы…

Анна не осмеливается больше спрашивать. Страдает ли Кристиана, или она наслаждается своим смятением? Мари де ля Круа ведь тоже должна была спрашивать себя, не грезила ли она. Великие святые часто обретают знаки: стигматы. Но Мари не была великой святой. Она обманула ожидания Анны, не пустила ее в свой рай. И вот здесь, наконец, взрослая женщина открывает ей свое сердце, свою тайну. Ее охватывает безмерная благодарность. Какое упоение для брошенной девочки — больше не быть одной! Мать, подруга, возлюбленная, соучастница, Кристиана стала для нее всем этим за несколько дней.

— А… тем, кто бывает на этих пирах, весело?

— Ужасно.

— Тогда зачем ты туда ходишь?

Она сказала ей «ты» в первый раз.

— Нельзя удержаться. И вообще уже поздно. Я заключила договор.

— Но как?

— Нужно отдаться дьяволу, — признается Кристиана совсем тихо.

— И ты его видела?

— Да.

Что еще добавить? Анна пугается, ей хочется смеяться, она пугается еще больше. Вот они, эти взрослые, такие волнующие, и эта Кристиана, такая сильная, красивая, смеющаяся, теперь она шепчет и дрожит в своей постели… Анна не дрожит. Так что это, игра, истина, великая тайна?

— Скажи мне все.

— Нет, не могу, не смею. Понимаешь, это страшно. Там делают все, что раньше не осмеливались делать, то, о чем мечтали, и то, чего делать не хотят. Там летают, погружаясь в сон, но не до конца, теряют сознание, умирают, но не до конца… А потом вдруг пробуждаются, кругом кровь, кругом струится кровь, но уже нельзя уйти.